Во-вторых, ранение Джереми Стикльза лишило солдат регулярной армии командира. Их осталось в живых десять человек, и Анни избаловала их так, что под конец мы уже не знали, как им угодить. Когда они требовали форели, они получали форель, когда им хотелось оленьего мяса, ветчины или семги, все это немедленно появлялось на столе. Даже раненые ели с отменным аппетитом, и только Джереми, вынужденный пить через трубку и стеснявшийся своего бессилия, не проявлял за принятием пищи особого рвения. Однажды я рассказал солдатам, какие гольцы водятся у нас в Линне, и ребята тут же потребовали включить гольцов в рацион. Вооружившись, как в старые добрые дни, острогой, я отправился на реку и вернулся домой с целой корзиной рыбы. Словам, жаловаться нашим постояльцам было не на что, и может, именно поэтому они никогда не были нами довольны и все соревновались между собой, изобретая всяческие прихоти, одну чудней другой.
Все это, однако, было терпимо, а вот что беспокоило нас по-настоящему, так это то, что рано или поздно солдаты покинут нас, и наш дом, наша ферма, все наше имущество и сами жизни наши попадут в зависимость от Дунов, на милосердие которых рассчитывать нам не приходилось. После неудачного штурма эти негодяи стали героями дня, и людская молва, падкая на преувеличения, разнесла весть о том, что Дуны отразили натиск пятисот человек и потому достойны всяческого поклонения и самых щедрых даров. Мирные обыватели Девона и Сомерсета начали носить дань к Воротам Дунов так часто, что разбойники не успевали разносить ее по своим кладовым. Это-то до поры до времени и спасало нас от мести преступного клана.
Неожиданно возникла еще одна причина, заставившая меня лишний раз почувствовать, как мне сейчас необходима помощь Джереми Стикльза. Однажды у наших ворот появились двое незнакомцев. Они пришли пешком, раздетые до пояса, и вид у них был весьма жалкий. Вначале мы отнеслись к ним с подозрением, полагая, что Дуны затеяли против нас очередную пакость, но оказалось, что перед нами — чиновники лорда-канцлера, посланные в Эксмур с бумагами, касающимися Лорны Дун. Откуда лорд-канцлер и присные его узнали о Лорне, для меня до сих пор остается загадкой, однако случилось то, что случилось — история Лорны дошла до Высокого суда, и столичные крючкотворы, пронюхав о ее богатстве, надумали поживиться за ее счет.
Чиновники перво-наперво отправились в Долину Дунов, где их изрядно подраздели, а потом отправили на нашу ферму. Мы любезно приняли нежданных гостей, накормили их, и они предъявили нам свои бумаги. Одна из них была адресована мистрисс Лорне Дун и предписывала ей отправиться в Лондон с посланцами Высокого суда, как только те разыщут ее. Второй документ, адресованный тем, под чьим покровительством могла оказаться Лорна, обязывал их немедленно отпустить ее.
С гневом, страхом и скорбью восприняли мы с матушкой вести из столицы. Времени на раздумья у меня уже не оставалось, и тогда я, придя к Джереми Стикльзу, попросил его разрешения рассказать матушке все, что я узнал от него о родителях Лорны. Джереми молча кивнул головой. Матушка выслушала мой рассказ со слезами и удивлением, а потом мы оба призадумались, не зная, как поступить дальше, и снова мы почувствовали, как не хватает нам сейчас Джереми Стикльза, не хватает его знания света и в особенности знания дворца правосудия.
— А теперь мы должны пойти и все рассказать Лорне,— решительно заявил я.
— Ну что ж, сынок, тогда пойди и расскажи ей все сам,— ответила матушка с печальной улыбкой, и, судя по ее растерянному виду, она и сама не знала, чем все это может кончиться.
Взяв оба пергаментных свитка, я пошел искать Лорну. Я нашел ее в ее любимом месте, в матушкином садике, за которым она ухаживала с великим старанием. Когда я приблизился к ней, она подняла глаза и взглянула на меня, и сердце мое невольно сжалось в предчувствии слов, что я должен был вот-вот произнести.
— Любимая, — начал я,— найдешь ли ты в себе достаточно сил, чтобы выслушать одну ужасную вещь, после чего, быть может, когда просохнут твои слезы, ты почувствуешь огромное облегчение?
— Что все это значит? — с тревогой спросила Лорна, обеспокоенная моим тоном.— Ты решил отказаться от меня, Джон?
— Нет, что ты, что ты! — горячо возразил я.— Разве мой отказ сделает тебя счастливее? И все же, Лорна, ты так далека — так далека от меня в этом мире, что я не смею рассчитывать на твою руку. Может быть, когда ты услышишь то, что я расскажу, ты сама скажешь: «Джон, мы должны расстаться».
— Вот как? — Лорна покраснела от возмущения. - Мой глупый, мой ревнивый Джон, как мне наказать тебя за твои слова? Какой лукавый смущает тебя, мой отважный рыцарь? Господи, неужели ради тебя я должна забыть о том, что цветы цветут, и земля вращается, и только смотреть на тебя, и повторять каждую минуту: «Джон, я люблю, люблю, люблю тебя»!