Лоринг

Он прав, черт подери. Прав. Меня нисколько не заботило будущее Патрии Магнум, поскольку я хотел сорвать куш и удрать. Но все изменилось. Не знаю, в чем дело. Возможно, мне повезло увидеть другую сторону империи. Переступить черту. Побывать по ту сторону закона, и вдруг с удивлением узнать о существовании другой жизни, других людей. Нет, они не идеальны, но и не воплощение зла. Пока Вудроу будет искать путь к светлому будущему, настоящее этих людей под угрозой. Он гений, умнее всех, кого я когда-либо знал, но фанатизм сделал его глухим к моим доводам.

— Арчи, не смотрите так, — мягко произнес он. — Я служу науке, как другие служат религии. Не обвиняйте меня в этом.

— Я слышал о кровопролитных войнах, которые начинали с именем Бога на устах.

— Этого никто не допустит. Я не хочу, чтобы вы сомневались во мне. Только не вы.

— Так докажите, что я ошибаюсь. Избавьтесь от этих людей, покиньте лабораторию, забудьте о ней, как о дурном сне, и живите обычной жизнью.

— Обычной? — он рассмеялся. — Вы об этом меня просите?

— Вы сказали, что дорожите нашей дружбой. Настолько ли, чтобы пойти на эту жертву?

Вудроу перестал смеяться, теперь он был сосредоточен и даже, как мне показалось, зол.

— Вы не можете меня просить об этом. Дорожу ли я вами? О да! Но слово «дружба» слишком примитивно, чтобы объяснить причину. Если бы вы понимали, то не просили об этом.

— Да о чем вы?

Он оскалился, в этой гримасе сочетались горечь и насмешка.

— О том, что вы, помимо воли, стали для меня большим, чем может быть просто человек. Вы мой создатель.

Это впервые было произнесено вслух и, наверное, впервые осознано мною.

— Звучит высокопарно, возможно, но мы ведь оба понимаем, что я прав, — продолжал Вудроу. Превозмогая боль, он смотрел мне в глаза. — И каково же возникнуть из ниоткуда? Я могу сказать. Я знаю о тех, кого вы жалеете, куда больше вашего. Вы совершили то, о чем ученые вроде меня, вернее — вроде Стоуна — могут только мечтать. Создали совершенно новое существо, разумное, обладающее эмоциями и стремлениями. Результат превосходит все ожидания, могу вас заверить. Побочным эффектом оказалось то, что вдобавок вы получили Ртутную Крысу. Вас гложет чувство вины за его появление на свет? Или вы равнодушны к нему, как и ко мне? Это… огорчает. Я не ожидал теплоты или другого проявления несвойственных вам чувств, но хотя бы на понимание рассчитывал. Кто, кроме меня, имеет право распоряжаться судьбой тех заключенных?

Я не знал, что сказать. В его словах присутствовала логика, но я не мог ее принять, не мог согласиться. Всё, что я понимал — чертовски неправильно продолжать эксперименты.

— Дайте мне слово, что закончите со Стоуном, как хотели, и оставите попытки возродить его дело.

— Вы хотите, чтобы я солгал? — он покачал головой. — Я даю вам другое слово. Как только Стоун выполнит свое предназначение, я расплачусь с вами, и мы простимся. Вы уедете, как собирались, а я покину Асилум. В Патрии Магнум достаточно укромных уголков, где меня никто не потревожит.

— Вы меня не слышите…

— Это вы не слышите! — крикнул он. Наверное, это был первый раз с момента нашего знакомства, когда он позволил себе подобное. — Здесь и сейчас зарождается будущее не только нашей державы, но всего человечества. Если вы не со мной, то отступите и не мешайте.

Он быстро взял себя в руки, машинально поправил одежду, хоть она не примялась:

— Прошу меня простить. Тяжелый вечер. Отдохните, друг мой. Если захотите, продолжим беседу утром.

Он оставил меня и снова ушел в лабораторию. Вместо того чтобы вернуться в комнату, оборудованную под спальню, я отправился к дальним камерам. Сквозь окошки в дверях были видны бодрствующие подопытные. Они вели себя спокойно, как и в прошлый раз. Их равнодушие к окружающему миру вселяло ужас. Так безмятежно покоится револьвер в кобуре, пока чья-то рука не нажмет на спусковой крючок.

Вудроу занят пытками Стоуна. Меня никто не остановит. Быть может, я возненавижу себя за это решение, но и бездействия не прощу.

* * *

Инспектор Вилсон жил в Торговых Рядах. Дорогой район как для служащего при Дворе Венаторов, но его подкупила близость к работе. В любое время суток он в считанные минуты мог очутиться в кабинете. Среди коллег бродила шутка, что Вилсон на самом деле ночует в вестибюле, но умело скрывается.

За скромное жалованье он снимал апартаменты из двух крошечных комнат. Ванная и уборная находилась в коридоре в общем доступе для остальных постояльцев. По утрам иногда выстраивалась длинная очередь, и чтобы не опаздывать, Вилсон приучил себя просыпаться в полшестого утра. Тогда он мог спокойно набрать воду в таз, взбить мыло в густую пену и побриться. После этого он гладил свежую рубашку, чистил костюм и выходил из дому еще затемно. Это был самый дисциплинированный постоялец, и жена владельца часто оставляла для него на столе печенье и яичницу, в расчете, что он позавтракает. Вилсон почти никогда не завтракал, но каждый раз благодарил добрую женщину за проявленную заботу.