– Вот как! Противен! – повторил он, и в его голосе забурлила с трудом сдерживаемая ненависть. Но Гай сделал над собой усилие, и в его голос вернулась затягивающая и вязкая, как трясина, вкрадчивость: – Ты напрасно так неласкова со мной, принцесса. Я приготовил для тебя подарок. Смотри!
Он сделал шаг в сторону и вытолкнул из-за своей спины мальчика одного возраста с Дэнисом. Но это не был сын Вилла, и у Марианны больно сжалось сердце, когда ее глаза встретились с темно-синими глазами мальчика. Она рванулась к нему, но оковы воли Гая удержали Марианну на месте.
– Да, принцесса, – тихо сказал Гай, читая по искаженному горем лицу Марианны все ее мысли. – Это твой сын. Каким он мог быть, не убей ты его своей преданностью Шервудскому Волку. Он, кстати, простил тебе гибель сына? На словах, конечно, простил, а в сердце? Думаю, нет. Никто на его месте не смог бы простить тебя, своенравная, непослушная женщина! Помнится, ты говорила, что не хотела бы отвечать на вопрос сына, что сталось с его отцом. Так расскажи сыну, что сталось с ним самим, когда ты сделала выбор в пользу его отца.
– Нет, нет! – прошептала Марианна, задыхаясь от безумной тоски и не сводя глаз с сына, который молча смотрел на нее глазами Робина. – Я любила тебя, мой мальчик!
– Слышишь? Она любила тебя! – Гай посмотрел на мальчика и ласково потрепал его по волосам, таким же темным, как у Робина. – Твоя мать – страшная женщина, малыш. Ее любовь приводит только к смерти. Она пожертвовала тобой, лишь бы ты не достался мне.
Он перевел взгляд на Марианну и достал из-за пояса нож.
– Надеюсь, ты вдоволь налюбовалась на своего волчонка?
– Не делай этого! – отчаянно закричала Марианна, увидев, как стальное лезвие ножа легло на горло ее сына. – Я умоляю тебя!
– И напрасно, – безжалостно ответил Гай. – Смотри, принцесса, хорошенько смотри! То, что я сделаю, ничем не отличается от того, что сделала ты, когда отказалась от своего ребенка ради Шервудского Волка.
Скользящее движение лезвия, и Марианна захлебнулась звериным воплем, глядя, как из-под ножа яркой струей брызнула кровь.
– Нет! Нет! – кричала она и изо всех сил рванулась к оседавшему на пол мальчику.
Удерживавшие ее путы внезапно исчезли. Она подбежала к упавшему ребенку, склонилась над ним, чтобы подхватить его тело и прижать к груди, как вдруг все исчезло. Марианна широко открыла глаза и пришла в себя.
Гай, сын, темница – все это вновь привиделось ей во сне, и она проснулась от собственных криков. Перед ее ослепшими от слез глазами проступила и обрела четкость скромная обстановка их с Робином комнаты, и она поняла, что находится в сердце Шервуда, а не в Ноттингеме. Крупная дрожь сотрясала все тело, простыни были влажны от пота. Марианна провела ладонью по лицу и обнаружила, что скулы мокры от слез, пролитых во сне. Бросив взгляд на половину постели, где обычно спал Робин, она увидела, что постель пуста, и вспомнила, что он отправился по дозорным постам, дождавшись, пока она заснет.
Марианна перевела дыхание и невесело рассмеялась, когда поняла, что отсутствие Робина обрадовало ее, а не опечалило. Ей ни разу не удалось молча очнуться от кошмарных снов, которые мучили ее которую ночь подряд. Прежде чем она просыпалась сама, ее будил Робин, которого вырывали из сна ее отчаянные крики. Всегда одни и те же: «Нет!!!»
– Что тебе все время снится? – не выдержав, спросил он, когда в очередной раз был разбужен ее криками и метаниями, и крепко прижал Марианну к себе, успокаивая поцелуями, скользящими по ее лбу. – Что тебя так мучает?
– Темница шерифа. Гай, – ответила она, задыхаясь от сердцебиения и глядя перед собой широко открытыми глазами.
– Только это?
– Да, – ответила Марианна, не отворачиваясь от его пристальных глаз: она была уже достаточно сильна в тайных знаниях, чтобы защищаться и от его взгляда.
Она не могла, да и не хотела рассказывать, что в каждом сне она видит сына. И в каждом сне видит, как он умирает от руки Гая – так или иначе, но умирает. С Робина достаточно того, что и так, наяву, она не смогла сберечь его сына, того, что ему пришлось рисковать товарищами и собой, чтобы вызволить ее из плена и спасти от смерти. И посвящать его в жуткие подробности ее снов – лишь причинять страдания, которых ему и так хватило с избытком.
Поверил Робин Марианне или нет, неизвестно. Он налил ей успокаивающего настоя и, глядя, как она пьет снадобье, негромко сказал:
– Пройдет, Мэри. Со временем должно пройти.
Этим вечером он велел ей выпить сильнодействующий сонный отвар. Она отказывалась, но он настоял.
– Меня не будет рядом с тобой ночью. Я хочу быть уверен в том, что ты уснешь крепким сном, который ничто не сможет потревожить, и проспишь до самого утра.
Отвар подействовал, но иначе, не так, как ожидал Робин. Если раньше холодное покалывание аквамарина выдергивало ее из кошмара, то на этот раз, несмотря на пронзительный холод оберега, действие отвара долго не позволяло очнуться от сна.