Лорд и леди Шервуда. Том 1

– Что он не допустит моей гибели прежде, чем я взойду на его брачное ложе, но пообещал, что я и вправду умру, если не стану его женой. А если отдам свою руку другому, то умру в тот же день, когда он узнает об этом.

Выслушав ее невеселый рассказ, отец Тук долго молчал, в задумчивости поглаживая бритый подбородок.

– Нравы таких, как Роджер Лончем, для меня не новость. Оказавшиеся у власти в силу родства, а не собственных достоинств, считающие, что они завоеватели, хотя сами не воевали. Худший вид норманна! Но, поднимая руку на тебя, он поднял ее на всех саксов. Хотя в тебе есть и кровь Уэльса, для знатных и простых саксов ты являешься олицетворением той Англии, в которой жили наши предки, – гордой, свободной, смелой и прекрасной. Недаром тебя весь народ Средних земель называет Прекрасной Саксонкой и гордится тобой. Однако на этот раз твоя смелость перехлестнула через край.

– Что мне оставалось делать? Я только сразилась с врагом лицом к лицу и не нахожу в том ничего предосудительного! – возразила Марианна, высоко подняв гордую голову.

Отец Тук насмешливо покачал головой.

– Враги бывают разные, дочь моя! Иной не побрезгует ударить в спину. Но дело не в представлениях Роджера Лончема о тактике, допустимой в сражении. Ты для него не противник, с которым сходятся в битве, а всего лишь упрямая девица, невесть почему противящаяся и его воле, и участи, уготованной для девиц самой их природой. Женщина слаба и по причине слабости обязана подчиняться мужчине. Вот как он видит тебя и что о тебе мыслит. Будь ты по-житейски благоразумна, то не довела бы дело до крайности, сразу приняв предложение Лончема.

Поймав негодующий взгляд Марианны, отец Тук предупреждающе вскинул руку.

– Я же сказал: по-житейски благоразумна! Тебе присуще благоразумие, но оно иного рода. Один человек говорил мне, что ты измеряешь мир и людей иными мерками, чем принято в твоем окружении. Это и очаровывает тех, кто знает тебя, и в первый черед Гая Гисборна, но твои ценности не годятся для мира, в котором ты живешь, и общества, которое тебя окружает. Думаю, тот, кто сказал мне эти слова, был прав, Марианна, и это меня печалит: твоя же суть безмерно осложнит жизнь тебе самой.

Марианна изумленно посмотрела на отца Тука.

– С кем вы говорили обо мне, святой отец, и почему обо мне?

Священник тяжело вздохнул, и Марианну поразила глубокая печаль, отразившаяся в его глазах. Заметив ее удивление, отец Тук грустно усмехнулся, вспомнив, как сам был ошеломлен открывшейся ему на исповеди тайной сердца, которое он всегда считал неподвластным женским чарам. И как долго это сердце скрывало поразившее его чувство, пока оно не прорвалось, да еще с такой горячностью! В памяти священника вновь зазвучал голос: сначала обычный – спокойный и властный, а потом против воли исполнившийся глубокого отчаяния и не менее глубокой страсти.

Храня молчание, священник отечески любовался Марианной. Чудесная, светлая душа, еще не затронутая любовным горением… Как бы они подошли друг другу! Но, к счастью, его духовная дочь ни о чем не знала. К счастью потому, что она не смогла бы устоять ни перед такой любовью, ни перед тем, кто испытывал к ней эту любовь.

– Почему и что – это тайна исповеди, – наконец сказал он строгим тоном, – а имя… Знать его тебе ни к чему! Скажу лишь, что это один неразумный, который однажды засмотрелся на твою красоту и не смог устоять перед ней.

Марианна, чей интерес угас, едва она поняла, что ни имени, ни подробностей узнать не получится, раздраженно пожала плечами.

– Не нахожу никакого достоинства в красоте! – сказала она так, что отец Тук понял: ее слова были не кокетством, а результатом долгих раздумий. – Ее воспевают, ею восхищаются, но она только навлекает беду – слишком много недобрых и жадных взглядов притягивает к себе.

– Красота, дочь моя, есть божественный дар, – возразил отец Тук, задумчиво глядя поверх головы Марианны на распятие. – Божественный дар изначально суть добро, но он налагает служение на тех, кому был дан. Можно просить о красоте, но не получить ее. Можно отвергать красоту, как сейчас попыталась сделать ты, но твои протесты не снимут с тебя долга служения. Ничто не зависит от твоей воли! Силой обстоятельств ты даже можешь утратить телесную красоту, но долг при тебе останется, лишь отяготится испытанием, которое можно пройти, если при всех напастях ты сумеешь сохранить красоту души. Она и есть самая главная твоя красота, и именно она так притягивает к тебе сердца. Но в придачу к внутренней красоте ты наделена и внешней красотой – редкой, завораживающей! Такое единство свидетельствует о том, что ты от рождения избрана для какой-то цели.

Марианна долго размышляла над его словами, потом спросила, робко тронув священника за рукав:

– Отец Тук, пожалуйста, откройте мне, в чем же заключается эта цель, если вы знаете!

Священник с улыбкой посмотрел в ее глаза, полные едва ли не детского ожидания, и покачал головой.