Лора, крадучись, преодолела последние ступеньки, стараясь не ступать на ту, что скрипела, и скользнула в коридор, который вел на кухню. С этой точки она видела их отражение в кухонном окне. Ван сидел за столом за компьютером, Майлз возился у плиты.
– Хочешь чего-нибудь? – спросил Майлз. – Я завариваю себе обычный чай, но могу предложить экзотический отвар от Лоры.
– Нектар? Нет, спасибо. Всегда ненавидел его вкус, – сказал Ван, не отрываясь от компьютера. Лора слышала, как его пальцы стучат по клавиатуре. – Хотя не отказался бы от стакана теплого молока.
Последовала долгая пауза. Наконец щелканье клавиш прекратилось.
– Что? – спросил Ван.
– Стакан теплого молока, – хихикнул Майлз. – Ладно. Сейчас приготовлю, дедуля.
Ван фыркнул и снова забарабанил по клавишам. Позади Лоры, в гостиной, работал телевизор, но на минимальной громкости, так что до нее доносилось лишь тихое бормотание. Она сосредоточилась на этом звуке и на собственном дыхании.
Лора уже собралась было выйти из укрытия, когда Майлз поставил на стол две кружки и открыл свой ноутбук. Майлз не был бы Майлзом, если бы не уселся рядом с Ваном, просто чтобы в шутку позлить его, но Ван не мог удержаться и украдкой заглянул в экран его ноутбука.
– Чем могу помочь? – Майлз отодвинул ноутбук.
– Ты… ты ищешь
– И что такого? – с вызовом ответил Майлз. – Я немного отстаю в этой группе. Последний раз я проходил мифологию в шестом классе.
– Ты мог бы спросить меня.
– О, серьезно? – Откинувшись на спинку стула, Майлз глотнул чая. – Я могу спросить тебя о чем угодно, и ты действительно дашь мне ответ?
– Не
– Ладно, тогда вопрос: большинство охотников твоей линии отвернулись от Кастора, и почему же
Лора едва не рухнула, когда прозвучал голос Вана.
– Кастор – единственный… – Казалось, он с трудом подыскивает нужные слова. – Он единственный друг, который у меня когда-либо был. Единственный, кто захотел быть моим другом. Так понятно?
– Понятно, – тихо произнес Майлз.
– Нет… Не надо. Не надо меня жалеть. Просто все сложилось так, как сложилось. В отличие от остальных, он никогда не презирал меня за то, что я не хотел драться и у меня это плохо получалось. Он тоже не любил – и до сих пор не любит – драться.
– Я хотел попробовать провести аналогию с моим отношением к физкультуре, но, пожалуй, воздержусь, – откликнулся Майлз. – Учитывая, что ваше физическое воспитание включало обучение искусству убивать.
Ответом был еще один тихий смешок.
– Я знаю, ты считаешь меня… жестким. Но я должен обеспечить его защиту, сделать все, чтобы до конца этой недели с ним ничего не случилось. И сейчас я думаю только об этом. Я ничем не мог помочь ему раньше, когда у него случился рецидив. Когда мы созванивались, у меня не получилось убедить его прекратить тренировки, хотя они изматывали его.
– Почему он продолжал тренироваться, если все было так плохо?
– Из-за
– Эй, полегче, – осадил его Майлз. Сердце Лоры признательно дрогнуло, когда она услышала нотки предостережения в его голосе. – Ты говоришь о моем друге.
Ван глубоко вздохнул.
– Я всегда немного завидовал тому, сколько внимания она получала от Кастора. Это звучит глупо теперь, когда мы выросли…
– О, – оживился Майлз. – Похоже, ты влюблен в него?
Ван поперхнулся молоком.
Майлз подпер подбородок рукой и ждал, в нетерпении выгнув бровь.
– На самом деле все не так, – ответил Ван.
– Как будто ты первый парень, страдающий от тайной и безответной влюбленности, – хмыкнул Майлз. – Объектом моей страсти был квотербек нашей школьной команды, натурал до мозга костей. Гора мышц и все такое. И, кто бы с ним ни заговорил, он всех называл
Ван рассмеялся, и Майлз расплылся в ответной ухмылке.
– У меня нет к нему таких чувств, – наконец сказал Ван. – И никогда не было.
Майлз понимающе промычал, и они оба одновременно потянулись за своими кружками.
– И вообще, почему
– Не все, – возразил Майлз. – Я знал, что ее семья умерла, только не знал подробностей, как и того, что случилось с ней потом. Прошло много времени, пока она наконец начала мне доверять. Даже… несколько месяцев после того, как я поселился здесь. Мне приходилось копать понемногу, и это того стоило, потому что под неприветливой и даже угрюмой маской скрывалось доброе сердце, которое я люблю.
– Значит, ты все-таки понимаешь, – тихо произнес Ван.