«Лонгхольмский сиделец» и другие…

Возвращаясь из Двинска в Псков, Баташов неожиданно для себя подумал: «Вот такого бы нам главнокомандующего». И это была не скороспелая мысль, а квинтэссенция всего того, что он знал сам и слышал от самых разных людей о человеке, который благодаря организации искусных и активных действий своих войск не только отразил все атаки противника, но и наконец-то остановил продолжительное наступление врага. Его штабные офицеры утверждали, что главной особенностью работы Павла Адамовича было то, что он предпочитал держать в своих руках все ниточки тактического управления войсками, зачастую ограничивая оперативную свободу своих командиров и самолично вникая во все проблемы тактического руководства. Он ни на миг не позволял себе выпускать контроль ситуации из своих рук, принимая самые, казалось бы, непопулярные в верхах решения. Ко всему этому сухонький невысокого роста генерал отличался железной волей, необычайной энергией и твердостью. Этого так не хватало не только Рузскому, но и остальным главнокомандующим фронтами!

Конечно, Баташов не всегда был о нем такого высокого мнения. К своему стыду, он однажды сам готов был обвинить Плеве в самоуправстве, когда тот в ходе Лодзинской операции, в то время, как 9-я германская армия, прорвав оборону, устремилась на Варшаву, самостоятельно приняв временное командование группировкой, состоящей из 5-й и 2-й армий, совершил своевременный маневр, в результате чего не только остановил немцев, но и способствовал окружению группировки генерала Шлиффена. Позже, анализируя действия Павла Адамовича, Баташов признал свою ошибку, прекрасно понимая, что в условиях полного отсутствия фронтового управления войсками, генерал принял единственно верное решение и не его просчет в том, что зажатая в клещи группировка Шлиффена хоть и с огромными потерями, но смогла выйти из окружения. Всему виной была болезненная пассивность и патологическая осторожность главнокомандующего Северо-Западным фронтом Рузского.

Свою решимость и аналитический талант, новый главнокомандующий показал на первом же совещании. В отличие от Рузского, который любил выслушивать длительные доклады своих подчиненных и только потом принимал или не принимал решение, Плеве заранее ознакомился с представленными накануне письменными докладами и с ходу огорошил собравшихся:

– Господа, я ознакомился с вашими предложениями и сделал неутешительный вывод. Вы не любите брать ответственность на себя, хотя каждый из вас головой должен отвечать за порученный участок работы. Прошу это учесть и впредь докладывать мне свои решения, а не безответственные прожекты. Прошу остаться начальника штаба и второго генерал-квартирмейстера, остальных я не задерживаю…

– Михаил Дмитриевич и Евгений Евграфович, я знаю вас, как грамотных и решительных боевых офицеров. Скажите мне откровенно, что послужило первопричиной очередной болезни Николая Владимировича? – спросил Плеве.

– Мне кажется, у Николая Владимировича снова пошаливает печень, – нерешительно промолвил Бонч-Бруевич.

– А вы что скажете, Евгений Евграфович? – хитро прищурился Плеве.

– Я думаю, что у Николая Владимировича застарелая болезнь, – улыбнулся Баташов, – хронический страх поражения, которая постоянно преследует его, начиная с Лодзинской операции…

Услышав ответ Баташова, начальник штаба неопределенно пожал плечами, а главнокомандующий удовлетворенно хмыкнул.

– Премного благодарен вам за откровенное высказывание, – сказал он, окинув Баташова изучающим взглядом. – Я бы хотел, чтобы и дальше вы были со мной предельно честны.

– А болезненную реакцию у Николая Владимировича вызвала, скорее всего, моя неожиданная информация о том, что в районе Ковно формируется новый ландверный корпус, – добавил контрразведчик.

– Новый корпус? – переспросил Плеве. – Да этого не может быть! Давайте попробуем разобраться вместе, почему этого не может быть. А для этого поставим себя на место начальника Германского Генерального штаба Фолькенгейна. Во-первых, мобилизация юношей, годных к службе, в лучшем случае закончится весной. Так что пополнение следует ждать не раньше середины будущего лета. Во-вторых, германский военно-промышленный комплекс работает на пределе возможного, для того, чтобы обеспечить воюющие армии оружием и боеприпасами, так что снабдить всем необходимым новый корпус Генштаб просто не в состоянии, тем более, что все резервы почти в полном объеме были использованы во время их летнего наступления. Пожалуйста, возражайте, если у вас есть что сказать!

– По имеющейся у меня информации, корпус формируется из числа резервистов 2-го разряда, по каким-то причинам не призванных в армию раньше, – откликнулся Баташов.

– Но такие соединения трудно назвать полноценными, даже при условии, что резервисты будут полностью экипированы и вооружены. Практика показывает, что ландвер чаще всего используется в обороне, а не в наступлении. Согласны? – обратился главнокомандующий к обоим генералам.

– Я полностью с вами согласен, – не задумываясь, ответил Бонч-Бруевич.