«Лонгхольмский сиделец» и другие…

– Ничего не получится, – обреченно промолвил главнокомандующий. – Стоит ли просить подкрепления, когда Ставка, с одной стороны, требуют надежного прикрытия Риги и Петрограда и в то же время отбирает у меня вновь сформированные части, чтобы отправить их на Юго-Западный фронт, где предполагается предпринять очередное бессмысленное наступление на Галицию и Буковину? – Рузский, понуро опустив голову, подошел к столу и, плюхнувшись в кресло, обхватил голову руками. В кабинете воцарилась звонкая до рези в ушах тишина. Никто даже не попытался хоть чем-то обнадежить опечаленного генерала.

– Я не задерживаю вас, господа, – сказал главнокомандующий, болезненно скривив лицо.

– Опять печень у Николая Владимировича шалит, – со знанием дела сказал начальник штаба, как только, выйдя в коридор, остался наедине с Баташовым.

– Эта болезнь нам с вами хорошо знакома, – пожал плечами контрразведчик, – В критической ситуации это самый лучший выход из положения. Но только не для человека чести…

Бонч-Бруевич ничего на это не ответив, торопливо проскользнул в свой кабинет.

Вскоре генерал-адъютант Рузский и в самом деле «серьезно заболел» и даже подал прошение об отставке, которая государем императором не была принята. В декабре он возобновил свою просьбу, которая была наконец-то удовлетворена. По поводу его отставки в Петрограде ходило много слухов, распространяемых, как правыми, так и левыми сторонниками «опального» генерала. Не обошло это немаловажное в жизни России событие и печать шефа германской разведки Вальтера Николаи.

В канун Рождества Христова Баташов поучил присланную из Стокгольма Берлинскую газету «Pester Lloyd», которая на весь мир сообщала о том, что уход генерала Рузского вызван реакционерами и премьером Горемыкиным. По сведениям стокгольмского корреспондента газеты «Berliner Lokal-Anzeiger», генерал Рузский и И.Л. Горемыкин были на аудиенции у царя. Речь шла об угрожающем настроении, царящем в столице. Г-н Горемыкин спросил Рузского, прикажет ли он стрелять, если будут беспорядки. Генерал ответил отрицательно. На вопрос царя почему, Рузский сказал: «Потому что солдаты откажутся стрелять». Ответ генерала был использован Горемыкиным для инсинуаций. Этот инцидент безусловно подтверждается, он обсуждался 6 декабря в русском посольстве в Стокгольме…

Глава VII. Псков (Декабрь 1915 года – январь 1916 года)

1

Весть о прибытии нового главнокомандующего Северным фронтом, генерала от кавалерии Плеве была встречена в штабе с большим воодушевлением. Все еще помнили его незабываемые слова: «Пока я в Двинске, 5-я армия не сделает ни шагу назад», – вызвавшие перелом в «отступательной» психологии не только защитников города и его жителей, но на всем фронте. Из уст в уста передавались сводки о боях под Двинском, куда был направлен основной удар 10-й германской армии. Прибывающие в ходе перегруппировки войска зачастую вводились Плеве в бой прямо с эшелонов, но тем не менее атакуя противника по всем правилам военного искусства. Массированные атаки немцев часто оканчивались рукопашными схватками, которые враг не выдерживал и бежал под прикрытие своей артиллерии. Вскоре фронт после продолжительного отступления наконец-то стабилизировался. Под Двинском, несмотря на продолжающиеся атаки противника, была создана глубокоэшелонированная оборона – одна из самых мощных на всем русском фронте. В ходе последнего самого значительного декабрьского наступления 10-й германской армии все атаки были отбиты, и немцы в панике бежали с поля боя, причем отступление их носило беспорядочный характер, сопровождалось потерей пленных и военного имущества.

Баташов побывал на позициях 5-й армии через несколько дней после полного освобождения Двинского уезда и был поражен тем воодушевлением, с которым войска встречали своего командующего. И было за что. Несмотря на постоянное отражение мощных ударов немцев, армия Плеве понесла незначительные потери. И неудивительно, ведь командующий наряду с энергичными действиями и широкими маневрами старался по мере возможности беречь свои войска и не ставить их на грань уничтожения. Именно поэтому траншеи первой линии были достаточно глубокими с вместительными блиндажами в два-три наката бревен, защищавшими людей даже от обстрела снарядами средней мощности. В глубоких капонирах сразу же за окопами была установлена полевая артиллерия, предназначенная для быстрого и слаженного подавления вражеской пехоты. В тылу – тяжелая артиллерия, которая благодаря своевременному и меткому огню подавляла все массированные артиллерийские атаки противника. Нижние чины и офицеры в разговоре с ним в один голос отмечали, что за всю войну никогда не было столь мощной обороны и эффективной огневой поддержки.