Ломоносов. Всероссийский человек

Был в тогдашней Москве по крайней мере еще один талантливый поэт, с которым Ломоносов в молодые годы теоретически мог общаться лично. К сожалению, имя его ныне помнят лишь специалисты. Неизвестны даже годы его жизни и его отчество. Петр Буслаев (так звали этого человека) где-то на рубеже 1730-х окончил Славяно-греко-латинскую академию и принял сан дьякона в Успенском соборе в Москве. Дальше дьякона высокоученый молодой человек не продвинулся, да и тот сан сложил с себя, овдовев. В 1755 году его уже не было в живых[20]. Единственное известное произведение Буслаева – “Умозрителство душевное описанное стихами о преселении в вечную жизнь ‹…› Марии Яковлевны Строгоновой…” – написано, по-видимому, в 1733-м и напечатано в 1734 году. Это была погребальная поэма на смерть покровительницы, вдовы знаменитого купца и фабриканта, первым из Строгановых (Строгоновых) получившего дворянство[21] и баронский титул. Поэма начинается описанием видения, посещающего умирающую баронессу и “предстоящих”:

‹…› Показался красен человеков паче,
Властительно блистая, как бог[22], не иначе.
В свет очам ненасытный облачен был красно,
Сладко было на нь зрети, с радостью ужасно.
Тело ж все было в крови, как от мук недавно:
Пробиты руки, ноги и бок виден явно.
Однако ж славы сие не отнимало,
Но любовь божественну казало не мало,
Очи являли милость, лицо же все радость,
Весь он был желание, весь приятна сладость…

Затем является “Небесна Царица” (“Облачена вся в солнце, луна под ногами, на голове ж корона царская с звездами”) и множество святых. И наконец:

Пламенновидны силы крест Христов казали,
Тернов венец и ужи, чем Христа вязали,
Трость, копие и гвозди – страстей инструменты,
От чего трепетали света элементы.

Поэма Буслаева показывает не только его собственный незаурядный талант, но и ту сравнительно высокую поэтическую культуру, которую прививали в Спасских школах. Сохранились образцы стихов, которые в качестве учебных заданий сочиняли ученики – на “славеноросском” языке и по-латыни. Вот, скажем, пример рацеи, стихотворного приветствия, в данном случае к Рождеству:

Кий язык может молчать, как родилося Слово
От Пречистыя Девы? Что есть чудо ново;
Слышно ль, чтоб неорана земля плод носила:
А Дева незамужна Отрока родила,
Чему с родом народа Ангели дивятся,
А паче темные дуси трепещут, боятся.
Божия Слова Христа ныне нам рожденна
О Его ж рождестве вся ликует вселенна,
Паче ж вам, благородне, прошу веселиться,
Жив лета Мафусаила, на небе воцариться.

Эти вполне грамотные и не лишенные выразительности силлабические стихи мог написать и Буслаев, и Ломоносов, и кто-то другой. Сохранилось, однако, одно учебное стихотворение, точно принадлежащее перу Ломоносова. Это – самое раннее известное нам произведение поэта и ученого (датировать его надо, вероятно, 1732 годом) – “Стихи на туесок”:

Услышали мухи
Медовые духи,
Прилетевши сели,
В радости запели;
Едва стали ясти,
Попали в напасти,
Увязли бо ноги.
Ах! плачут убоги,
Меду полизали,
А сами пропали.

“Туесок (туес)”, – согласно Словарю Даля, – на северном и сибирском диалектах “берестяная кубышка, с тугой крышкой и скобкой или дужкой в ней”. Стихи эти, написанные во искупление какого-то проступка (зная Ломоносова, можно предположить – скорее дисциплинарного, чем учебного), для снятия калькулюса, были одобрены Кветницким, написавшим на рукописи – “Pulchre” (“Прекрасно”). Может быть, в стихотворении содержится намек на сущность проступка “спасского школяра”; может быть, “туесок” здесь – футляр от калькулюса. Точно можно сказать одно: это не единственное стихотворение, написанное Ломоносовым в 1732–1735 годы. По его собственному свидетельству, за успехи в русском и латинском стихотворчестве он был прозван в академии “Вергилием”. Подобные гордые прозвища также были формой поощрения учеников.