Ломаный сентаво. Аргентинец

Хоффман покидал резиденцию Мюллера хмурый, как тёмные грозовые тучи. Ему ясно дали понять, что больше в его услугах не нуждаются, и, по всей видимости, задвигают на задний план. Отстраняют от дела, за которое он едва не поплатился жизнью. Поручили нянчиться с недобитыми эсэсовцами, о которых почему-то никто не вспоминал, когда сам бежал в Южную Америку, и которые вдруг стали востребованы больше, чем он — опытная ищейка Хоффман. Мюллер так и сказал, что ждёт из Европы ему замену. Ему, Хоффману! Человеку, которому Мюллер как никто обязан комфортным пребыванием на неприветливой аргентинской земле. И не только Мюллер у него в должниках. А эта унизительная пустая угроза: расстрелял бы, да подожду!.. Как пинок выброшенной собаке, ненужному отработанному материалу! Однако удручало и не покидающее тревожное чувство, что его раскусили. Мюллер догадывается, но ещё не уверен, и, по всей видимости, будет проверять. Пока группенфюреру даже смешно представить, что Хоффман может составить ему конкуренцию во власти. Но это — пока. Однако, коль скоро не стало Бормана, право на трон может предъявить каждый достойный. Таков закон стаи. Любой, кто чувствует в себе силы, и главное — может платить. И снова мысли Хоффмана скатились к золоту. Если бы он его нашёл, то сейчас говорил бы с Мюллером по-другому. Уже он, Хоффман, диктовал бы условия и правила игры.

Сидевший за рулём Пёшель молча выехал из ворот, а когда погнал по дороге, несмело спросил:

— Всё так плохо, босс?

— Что? — оторвался от унылого пейзажа за окном Хоффман.

Старые, местами обрушившиеся строения потянулись длинной унылой чередой. Всё казалось плоским, серым, фальшивым — картон декораций. Краски выцвели, выгорели, обсыпались — меткая картина его настроения.

— На вас нет лица.

— Пёшель, неужели мы этого заслуживаем?

— Я понимаю, босс. Никто никому не верит.

— По существу, ты прав, пусть обидно, но так и должно быть — не верь никому. Не нами придумано, не нам и менять.

— Мне вы можете доверять.

Хоффман посмотрел на Пёшеля внимательным оценивающим взглядом и неожиданно для себя решился:

— Даже если придётся пойти против того, кому до этого служил?

— Если это не касается вас, то да.

— А если это касается Мюллера?

— Группенфюрера? — нервно сжал баранку Пёшель. — Я его видел всего пару раз, а вас знаю давно, так что можете на меня рассчитывать. Надеюсь, игра того стоит?

— Стоит. Хотя бы ради восстановления справедливости.

— Справедливость… — попробовал непривычное на вкус слово Пёшель. — Давно я его не слышал. Мне бы чего попроще. Говорите, босс, всё как есть.

— Хорошо, — согласился, натянуто улыбнувшись Хоффман. — Скажу так: если тебя не ценят, то ищи того, кто назовёт твою настоящую цену. А мы с тобой стоим дорого. Мне, да и тебе давно пора занять своё место под солнцем — то, которого мы заслуживаем. Скоро сюда хлынут жаждущие славы и денег, те, кому за океаном не нашлось места и у кого пригорает в заду. Эта орда сметёт нас и затопчет, и никто не вспомнит, что именно мы заложили им фундамент.

— Ничего не понял, босс. Просто скажите, что я должен делать.

— Найдёшь Фегелейна и скажешь ему, что я готов обсудить его предложение. Но слов мне мало. Пусть подготовит договор, чтобы я мог иметь щит и не дать им меня провести. На договоре, в знак того, что эта бумага чего-то стоит, обязательно должна стоять подпись того, а кого — он знает сам. Эту подпись знают все, так что пусть и не думает хитрить.

Задумавшись, Пёшель изогнул дугой лоб и вдруг дал понять Хоффману, что давно в курсе всей подковёрной возни.

— Будем работать на фюрера?

Не ожидавший этого Хоффман подавился застрявшим в горле воздухом, а когда прокашлялся, удивлённо заметил:

— Я тебя недооценивал. Нет, Пёшель, не работать на него. Мы с ним будем равноценными партнёрами. Хватит для других таскать из огня каштаны — я добьюсь от Гитлера равных условий. Уверен, в его положении он пойдёт на всё. И не называй его фюрером — все наши боги остались там, за океаном. Я помогу Гитлеру смести Мюллера, ещё помогу найти золото, но взамен потребую половину и власть над оставшейся от группенфюрера гестаповской сетью. Когда из Европы хлынет голодная орда, она должна подчиняться нам. А мы должны быть готовы, сильны и способны чётко дать понять, что примем их только на условиях полного подчинения.

— Подмять гестапо? — неуверенно произнёс Пёшель. — Гестапо — всё ещё могучая организация с собственными жёсткими порядками. Даже если Мюллера не станет, они выдвинут кого-нибудь из своих. К примеру, Эйхмана. Я слышал, он уже на пути в Аргентину. По популярности Эйхман второй после группенфюрера.

— Служат тому, кто платит. Даже эсэсовцы. Да и мы с тобой, разве не одной с ними крови?

— Да, — согласился Пёшель, — одной. Я знаю, где найти Фегелейна. Уже сегодня я передам ему каждое ваше слово.

— Сделай это, Пёшель. Мюллер пригласил меня на завтрашний ужин в «Креольского коня». Странно… раньше такого не бывало.

— Босс, это превосходный ресторан!