Нервно стаскиваю с пальца кольцо: оно почему-то врезалось в кожу, хоть раньше было в самый раз. Получается только с третьей попытки, но зато когда справляюсь с задачкой, то от всей души и злости швыряю его куда подальше.
— Александра, остынь, — спокойно предлагает Локи. — Ты… вымоталась, кажется?
— Да ради бога, Локи, называй вещи своими именами: у нас случился секс, я больше не невинная — и ты думаешь, что в честь такого события мне полагается заглотить упаковку обезболивающих, состроить печальную мину и сутки трупом лежать в постели. Знаешь, что? Это все хрень собачья! Девственная плева — не отпиленная нога и не порванная селезенка. Это… молочный зуб! Рано или поздно он все равно выпадет, но еще ни один ребенок не скончался от этого в болезненных муках.
Локи потирает лоб и бормочет:
— Ты сейчас такой… невыносимый медик, Овечка.
— Верни. Меня. Домой. — По словам говорю я, и судя по тому, как демон морщится, мое «говорю» близко к «ору». — Я не лягу в твою проклятую постель, мне не нужно «полежать от женского недомогания», мне просто нужно больше никогда тебя не видеть.
Локи внимательно на меня смотрит, и мне кажется, что кости внутри него начинают слабо пульсировать желтым огнем. Нужно просто перестать так остро реагировать на мужчину, который совсем не стоит того, чтобы я теряла от него голову. Даже если я уже ее потеряла.
— Ты абсолютно уверена, что
Иду к окну и пару раз плашмя бью ладонью по стеклу.
— Там всегда только ночь. Даже если это утро, или день, или вечер — в твоем мире всегда ночь. Так какая мне разница, в какой из часов ночи уходить от того, что мне противно?
Демон как будто ждал чего-то такого. Пересекает гостиную широким шагом, хватает меня за локоть — и я чувствую звон в ушах, как будто меня оглушило реактивным двигателем. На мгновение перед глазами все смешивается в разноцветный водоворот, но когда хаос снова обретает гармонию, я понимаю, что стою посреди своей комнаты в общежитии, где стол все так же завален учебниками и конспектами, а на спинке стула висит моя пижама.
Выдергиваю руку их пальцев Локи и зачем-то говорю:
— Я переоденусь и верну тебе рубашку.
Он резко мотает головой, поворачивается — и просто исчезает.
Вот и хорошо, и никаких долгих слез, и прощаний.
А пореветь я и так могу. Вот прямо сейчас, только забьюсь в самый пыльный уголок.
Обычно меня тяжело пробить на слезы. То есть вот вообще. Даже если мне очень больно — а в моей жизни случались случаи, когда в самом деле было действительно больно — у меня получается закусить губы и держать глаза сухими. А сейчас, сидя в уголке между кроватью и тумбочкой, я просто реву и не могу остановиться. Да и не очень хочется, потому что если боль нельзя вырвать, то можно попытаться хотя бы выплакать ее и выкричать.
Но самое неприятное то, что я до сих пор в его рубашке, и когда хочется орать так сильно, что саднит горло, я прикусываю кончик воротника, чтобы от натуги не скрипеть зубами. И мгновенно в ноздри «бросается» знакомый приятный запах. Срываюсь на ноги, бегу к столу, хватаю ножницы, чтобы срезать ткань прямо с себя и очиститься… и снова сползаю на колени. Изо всех сил заворачиваюсь в темный шелк и кульком укладываюсь на холодный пол.
Если очень постараться, я точно смогу уснуть. А утром резь от заплаканных глаз напомнит, какая я все-таки дура, и что даже маленькие дети не плачут по выпавшим молочным зубам.
Когда открываю глаза, на улице уже светает, и я так замерзла, что трясусь на полу, хоть во сне это была какая-то унылая поездка в телеге по ухабистой дороге. Тело ломит и между ногами тянет так сильно, что приходится буквально заставлять себя, чтобы подняться и размять затекшие суставы. Холод в комнате зверский — наверное, в общаге снова выключили отопление из-за очередной аварии. Почти привычная ситуация. Еще и вода в душе еле теплая, но я все равно сижу там долго, благо, больше нет желающих.
Когда возвращаюсь в комнату, первым делом замечаю, что в ней стало подозрительно мало места. А все потому, что на диване лежит гора вещей, на столе — несколько коробок. Совершенно точно уверена, что сейчас не зима, а я, хоть и учусь на «отлично» — точно не в списке Тайного Санты.
Хотя, кто тут хозяйничал, сразу понятно, потому что на столе рядом с коробками лежит моя сумка и телефон, а около тумбы стоят старенькие, но такие любимые ботинки. В коробках обувь и белье, то самое, что я зареклась одевать, как только развратные девицы в Тени попытались меня в него всунуть.
Стоп.
Кладу ладонь на шею, вспоминая, что Локи точно не снимал с меня ошейник. Толстого кожаного ремня действительно нет, зато есть бархатная ленточка. Поворачиваюсь к зеркалу, чтобы получше рассмотреть кулон. Это ярко-голубой камень, длинный и слегка шершавый, как будто подсвеченный изнутри.
Подарок У тоже на месте, но вот он как раз ни капли не изменился.