Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Локи стоял в тени, отбрасываемой небольшим, шестиугольным, на этот раз, домом, и слушал скальда. У огромного костра, возвышавшегося чуть ли не до неба, сидело несколько десятков асов. Среди них легко можно было различить мужчину со скрипицей, рассказывающего быль о силе и величии сыновей Одина, в особенности, младшего. Певец великолепно выводил арию: его голос то взлетал ввысь, то падал на октаву, повествуя об особенно драматичных моментах, вроде схватки Локи с Лафеем, закончившейся падением обоих с моста.

Младший царевич, затаившись, упивался песней, посвященной лично ему. Прошло уже немало времени, а до сих пор никто не обратил на него внимания. Возможно, кто-то из магов и чувствовал его присутствие, просто не смел заговорить, но Локи не было до этого никакого дела. Он слушал песню, слушал разговоры поселенцев. В своей болтовне они редко касалась его самого, а если и касались, то только вскользь. В основном, асы рассказывали о своих исследованиях, в которых царевич ничего не понимал, о личных взаимоотношениях, о мягкой зиме, о чем угодно, но никто из осуждённых и словом не обмолвился о своем прошлом, о жизни, которую вел за стенами тюрьмы.

Локи ловил себя на том, что, несмотря на прошедшее время, так и не научился не обращать внимания на одежду поселенцев и даже в неверном свете костра цеплялся за странные детали. Несмотря на то, что он чуть больше месяца бесцельно бродил по деревне, осматривая её и подмечая всякие мелочи, ему никак не удавалось свыкнуться с мыслью, что в этих странных одеждах вообще можно ходить: ведь уже много столетий вся столица одевалась по ванахейсмкой моде, в свободные одежды светлых тонов, а в поселении он наблюдал нелепейший калейдоскоп костюмов. Одежда жителей, окрашенная, но явно не ореховой скорлупой, дававшей коричневый цвет, была сделана из шерсти и льна, а украшена невероятным количеством аппликаций, вышивки, шитья из золотых или серебряных нитей. Мужчины носили лёгкие кафтаны, окантованные шёлком, плетением и расшитые золотом. Они наглухо застегивались на блестящие пуговицы, тогда как в Асгарде предпочитали застёжки. Что до женской одежды, так она выглядела еще страннее. Сарафаны скреплялись у плеч овальными фибулами, между которыми сверкали ожерелья из разноцветных бусин, а на цепочке, свисавшей с одной из фибул, находились вещи, которые следовало всегда иметь под рукой. Только если у обычных горожанок на цепочке чаще всего болтался ключик или ножичек, то женщины поселения имели при себе какую-то странную железную штуковину, похожую на отмычку. Только вот зачем вскрывать замки там, где их нет? Что еще больше поражало царевича, так это несравненное богатство, которое он видел в одеждах поселенцев. И оно настораживало: зачем носить такие дорогие и красивые наряды? Работать в них неудобно, а щеголять не перед кем. Еще более Локи волновал вопрос, откуда у поселенцев такая красивая одежда? Её стоимость заоблачна: не всякий дворцовый прихвостень мог себе позволить такое. Ответ получить было не у кого. Одно Локи мог сказать точно: никто не ограничивал поселенцев в выборе платья, и они могли носить всё, что душе угодно, не ориентируясь ни на какие правила, указания и моды. Как жаль, что именно ему, их сиятельному царевичу, перед которым любой из этих щёголей готов упасть ниц, какой-то несносный старый маг велел, явно передавая приказ Одина, «ради безопасности» носить душные, тяжёлые и мрачные доспехи! И это наводило на некоторые не самые приятные размышления.

Локи пригляделся к костру и заметил, что около огня сидит молоденькая девушка, подпевающая солисту, затянувшему уже другую песню, на этот раз восхваляющую подвиги Одина и его дружинников. Странная девочка: росту небольшого, зато каждое движение какое-то чересчур дерганное и резкое. Такой же и голос — она совершенно не попадала в ноты. Прочие же асы не выказывали ни малейшего неудовольствия, спокойно смотрели, как девочка играет с огнем, едва не сажая его себе на ладонь, и подпевает своим сиплым, отвратительным голосом. Раньше Локи тоже любил забавляться со стихией. Огонь напоминал о былых временах, когда братья отправлялись в походы с друзьями, когда сидели у костра и слушали рассказы Фандрала о его подвигах или даже пели песни, посвященные героическому прошлому Асгарда. Локи до сих пор с некоторой грустью вспоминал, так называемые, «последние» посиделки. «Последние» потому, что утром следующего дня надо было идти в атаку, побеждать врагов, подвергаться смертельной опасности. Сейчас, спустя столетия, царевич прекрасно понимал, что погибнуть в тех мелких стычках ему бы не позволили, но тогда он был слишком молод и драку с тремя плохо вооруженными поддающимися противниками предвкушал, как великую битву, как важное и весьма захватывающее событие своей жизни.