— Никто не знает прихотей судьбы, — Лагур говорил столь же спокойно, сколь и раньше: волнение девушки совсем не передалось ему, а, возможно, он его даже не заметил. — Кто знает суть, кто знает, что к чему? Боишься ты разгневать сына бога, но зла тебе он здесь не причинит. Он словно зверь, он словно пташка в клетке.
— Я тебя совсем не понимаю, — замялась Беркана, шаря рукой по пустой тарелке. — Ты прав, он пугает меня. И еще больше меня пугает сам Один. Я же не говорила никому, — Беркана нагнулась ближе к Лагуру и зашептала, едва не касаясь своими губами его уха. — Вождь водил меня к нему. Когда он спал, — лицо Берканы покрыл легкий румянец, на который Лагур мог бы обратить внимание, если бы хотел. — Он выглядел так ужасно. И Хагалар тогда сказал мне, что «Ты всегда мечтала о семье, о красивой жизни, о замках и собственных лошадях, так взгляни на того, кто имел все это. Чем выше ты залезешь, тем больнее будет падать». И я поняла его, — Беркана сделала паузу, ожидая хоть какой-то реакции, но её не последовало. — Я всю жизнь завидовала, думала только о магии, которой у меня не было, о науке, которая мне не покорялась. Я все время стремилась к чему-то большему, к чему-то, чего не могла достигнуть в силу пола, или возраста, или положения. Я ослушалась мать, и теперь вынуждена находиться тут. Одна. Не подумай, что я жалуюсь, — Беркана запнулась, собираясь с духом и мыслями. — Я благодарна Вождю за то, что он привез меня сюда, а не повесил, хотя был вправе. Он столько сделал для меня и продолжает. Но моя жизнь… Я думала, что моя жизнь — это книги, это магия людей, это исследования. Я думала, что когда-нибудь смогу погрузиться в атмосферу этой страны изгнанных. Здесь ведь совсем не плохо, никто никого не притесняет, никто не страдает от голода или еще от чего. А размеры деревни столь велики, что и надобности нет выходить в жестокий мир настоящего Асгарда. Но все это не так. За те двести зим, что я здесь, я так и не обрела счастья. У меня нет семьи, и я не могу здесь завести её. Мне кажется, я была бы хорошей матерью, не женой, но я не смею даже думать об этом. Я думала, что справлюсь, но теперь я понимаю, что обманывала сама себя. И вдруг я оказываюсь рядом с Локи. Ты не понимаешь, что он для меня значит. Его родовое имя — мое прозвище. Ты не поймешь, но мне кажется, что мы связаны. Когда я смотрела на него в тот день, когда он спал после пыток, я должна была, как девушка, чувствовать жалость и сострадание. Даже Вождь ведь жалеет его. А я чувствовала только брезгливость. И к нему, и к Одину. И вот теперь мы должны будем работать вместе. Это мой шанс, казалось бы, но я не хочу им пользоваться. Детей царя положено почитать как самого Одина. Любить, боготворить, так все делают. А я не могу. Я совсем запуталась в своей судьбе!
Беркана резко замолчала. Она понимала, что не сказала ничего путного. Она понимала, что её слова слишком сумбурны и напоминают бред больного, на который не стоит обращать внимания, скорее, отнестись снисходительно. Но девушке очень хотелось, чтобы кто-то если не понял её, то хотя бы выслушал. И пусть этот кто-то не будет тем, кто потом расскажет её тайны каждому встречному.
— Твои слова туманны, дочь Вотана. Как чувствуешь ты, так и поступай. Любить должны мы Фрикку, ведь прекраснее на свете девы нет, — откликнулся Лагур.
Беркана замерла, ожидая продолжения речи. Она столько всего наговорила и только ради какого-то десятка слов? Нет, Лагур не может так её обидеть.
— Но знай одно, прелестное дитя — твои слова для многих символичны. — продолжил естественник. — Не место здесь тебе, не место и ему, не место многим — но исхода нет. Вернее, «не было», так стоит уточнить… Так знай же, что не все здесь добровольно, не все хотят здесь жить вот так, как я. Наука для немногих здесь богиня… Все жаждут перемен, как страждущий в пустыне, томимый жаждой, грезит о воде…- Лагур на мгновение замолчал, переводя дыхание. — О дитя, тебе страшиться Логе должно! Он бог, пускай в изгнанье, в нем есть сила, в нем вера есть в себя, опасен Логе! Но тени… о, опасности страшней от тени, чем от Логе! Вокруг него сгущается гроза… Он — в центре сил, что могут все разрушить, весь мир, подобно морю, всколыхнуть! Всмотрись же пристальнее в мир, тебе знакомый! Видишь? Нет единства в нем… Тебе сейчас открыты две дороги, и выбор твой тебе определять… Но помни, дочь Вотана, что ошибку жизнею придется оплатить. Повесить могут, коль не угадаешь, где быть тебе положено, дитя.