Локи все-таки будет судить асгардский суд?

— Если Локи станет частью нашей страны, он будет спасен от пыток и казни, — Маннар говорил так вдохновенно, будто считал, что такая простая идея не приходила в голову его собеседнику. — Мы же своих не выдаем. Уж чем терпеть жуткие муки, не лучше ли…

— Унижаться? Уподобиться нам, преступникам Асгарда? Посвятить себя науке или прятаться здесь, будто он боится своего прекраснодушного отца? — Хагалар звонко рассмеялся подобной глупости, которую он ожидал услышать от Раиду, по сути, мальчишки, пускай и гениального, но не от Маннара, отличавшегося умом и рассудительностью. — Этот ребенок очень горд, он гордится даже тем, что выдерживает пытки своего, mit Verlaub zu sagen{?}[с позволения сказать], отца. Он никогда не пойдет на побег. Он будет терпеть, пока его не заставят рассказать. А потом, полагаю, его повесят, ко всеобщей радости.

Хагалар сжал руку в кулак, едва сдерживаясь, чтобы, уподобляясь пришедшему на ум Раиду, не ударить о деревянную стену.

— Его же и мне отдали для допроса. Наш добрый Один не забыл о моих талантах во всех областях. Да только в поселении предателей нет, — Хагалар резко повернулся, вглядываясь в лицо приятеля, ища там такую же твердость, с которой он сам произнес эти слова.

— Конечно, нет, — улыбнулся тот как-то не слишком решительно. — И, Вождь, ну, ты понимаешь, что, если он попросит помощи, мы его Одину не выдадим.

— Да не попросит он помощи и не попросит убежища, — резко отозвался маг, убеждаясь в тупости своего собеседника. — Он будет страдать, пока не умрет. Глупое, отвратительно надменное дитя.

— Es mag kommen, was da will{?}[Ну будь что будет], — пожал плечами Маннар, заканчивая разговор. — Кстати, я бы с ним познакомился, сказал бы, что ему тут… рады.

— Да в Хельхейме он видел нашу радость, — злобно прошептал Хагалар, даже не зная, на кого больше злится: на жестокосердного Одина или на гордеца Локи?

В поселении было много длинных домов, но даже на их фоне выделялись гигантские столовые, в которых обыкновенно собирались ученые для того, чтобы переброситься последними новостями и поделиться результатами своих исследований. Столовые были едва не самыми популярными местами сборищ: когда еще могли образовываться фелаги, заводиться дружеские отношения, как не за едой? В столовых можно было отвлечься от работы, узнать поближе случайного соседа по столу, познакомиться с ним и найти общие научные интересы. Редко кто приходил в столовую только для того, чтобы поесть. Она была местом заслуженного отдыха, местом распространения сплетен и последних новостей. Неписаное правило гласило, что любой, переступивший порог, любой, открывший тяжелую, обитую железом дверь, должен оставить на улице свое плохое настроение и терзающие разум дилеммы, или же не разговаривать ни с кем, не перекладывать свои проблемы и не разрешенные загадки на плечи случайных собеседников.

В широких залах столовой помещалось несколько рядов столов с узкими скамеечками. Стены, когда-то красного цвета, совсем закоптились, стали похожими на земляной пол, что был припорошен свежей соломой. На столах всегда можно было найти множество тарелок и подносов из железа и стеатита, наполненных рыбой, мясом и сырами, источавшими устойчивый запах специй: перца и тмина. Масляные лампы, установленные на столах в качестве дополнительных светильников, прекрасно освещали все пространство, которое были не в силах охватить камины и печи, сложенные вдоль стен.

Несмотря на обилие света, Беркане пришлось долго осматриваться, прежде чем она нашла того, с кем собиралась разделить трапезу. Определив кратчайший путь до желанного сотрапезника, девушка направилась к нему, протискиваясь между столами и не забывая здороваться со всеми своими многочисленными знакомыми.