Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Ванахеймская комната не порождала эха, так что слова затихли столь же быстро, сколь слетели с губ. Безразличный взгляд отца, направленный в узкое окно, вызывал ярость и желание убивать. И Локи решился: в два шага преодолел разделяющее их расстояние, схватил Одина за плечо и резко развернул к себе, прошипев прямо в лицо:

— Что ты на все это скажешь?!

Яркое солнце блеснуло в окне, ослепляя полубезумного триумфатора. Перед глазами замелькали фиолетовые круги, а облик отца начал расплываться. Локи скорее почувствовал, чем увидел, как тот поднял левую руку и с кажущейся легкостью отшвырнул его назад. Локи не успел сгруппироваться, но падение было неожиданно мягким — в кресло. И молодой бог не был уверен, что еще минуту назад оно стояло за ним.

Навернувшиеся на глаза слезы мешали разглядеть выражение лица бога, но Локи не сомневался, что если смог бы — увидел бы презрение.

— Я передам твоей матери твои слова о ней, о ее муже и сыне. Она имеет право знать правду.

Локи резко выдохнул и попытался стереть непрошеные слезы — он не сразу понял, на что именно нарвался. На лице матери, возникшем перед внутренним взором, было написано такое отчуждение и презрение, какое Локи видел только раз в жизни — в тот день, когда Тор обвинил его в попытке убийства. Только не это!

— Я не это имел в виду! — воскликнул он, лихорадочно подбирая слова. — Я хотел знать настоящую правду.

— Ты к ней не готов. — Отец так и не сменил спокойный тон на гнев, и это было очень опасно. — Ты не способен слышать кого-то, кроме себя. Пока ты не научишься контролировать свои эмоции, любые новые знания для тебя опасны, — Один обвел рукой покои, демонстрируя последствия нескольких вспышек отчаяния и ярости: конфекты рассыпаны по всей комнате, многие из них раздавлены, книга сброшена под кровать, лампа едва держится на тумбочке. И это ведь еще истерики не было. Ошеломленный, униженный, Локи осматривал комнату и не знал, что сказать и как оправдаться. Один позволил себе легкую улыбку. Он и раньше доводил сына до такого состояния, но неизменно щадил, отпускал и позволял набраться сил для новой словесной битвы. Теперь же пощады не будет, как и следующей битвы. Гордыню, дерзость и глупость пора взять под жесткий контроль. Пора вернуть того Локи, которого Всеотец знал раньше — послушного и полностью зависимого от него. Вчерашний день, полный дерзости и непочтения, доказал — медлить больше нельзя. И терпеть несносное поведение воскресшего из мертвых тоже. Его главная тайна раскрыта, все его мотивы как на ладони. Пока глина не засохла, ей можно придать любую форму. Кривую чашу пора преобразить в ровную тарелку.

— Если так пойдет дальше, ты поплатишься своей жизнью. Ты признался в попытке убийства брата. — Локи вздрогнул и вцепился короткими ногтями в подлокотники кресла: он даже не помнил, что именно произнес минуту назад. Его лицо, наконец, приобрело столь милое сердцу Одина детское ошарашенное выражение.

— Ты объявил себя угрозой Асгарду, всем девяти мирам. Забылся и выдал свои секреты, хотя я тебя о них не спрашивал. — Ошарашенное выражение никак не сходило с лица Локи. Хотя бы сейчас он искренен. Искренне удивлен, искренне напуган. Царю не составило никакого труда запомнить речь. В отличие от самого оратора.

— Юношеское тщеславие жаждало моего ответа и внимания, но вместо этого приговорило тебя к смертной казни по законам Асгарда.

— Я п-пытался сказать тебе… — Локи запинался на каждом слове, задыхался. Расчет оказался верен: Ванахейм — идеальное место для вынесения смертного приговора и привидения его в исполнение, ведь почти невозможно сосредоточиться на оправдательной речи, когда основным противником является воздух.

— Ты сам-то понял, что хотел сказать? — Ждать ответа не следовало — Локи едва ли мог говорить. — Твоя речь настолько бессвязна, что вычленить хоть одну сколько-нибудь стоящую мысль в этом потоке слов и эмоций стоило мне немалых усилий, — Один сделал паузу, наблюдая, как Локи то краснел, то бледнел, то силился хоть что-то возразить, но все без толку.

— Играя в куклы, — Всеотец сурово посмотрел в глаза приемному сыну, не давая отключиться от реальности и пропустить все самое важное мимо ушей, — ты забываешь, что марионетки могут оказаться кукловодами, а ты сам — не более чем подвешенной за веревочки тряпицей, набитой соломой.

Повисло неловкое молчание. Неприятную правду надо говорить медленно и предельно простыми словами, чтобы жертва восприняла её суть полностью.

— Ты глубоко заблуждаешься, если считаешь, что я не контролирую каждую беседу с тобой. — Растерянность и отрешенность на лице Локи сменились подозрениями. Значит, он еще не полностью сломлен и способен оценивать услышанное? Это ненадолго. Царь медленно отошел к окну, разрывая зрительный контакт.

— Каждая твоя эмоция — счастье от иллюзорной победы или горечь бессилия и отчаянья — создана мною. Я предугадываю каждый твой следующий шаг, словно поворот сюжета в зачитанной до дыр книге, потому что эту книгу написал я сам.