— О, я смотрю, к нам идет наш мрачный Раиду, — вдруг сменил тему Хагалар, неохотно освобождая плечи собеседника. — Оставляю вас наедине. Он так целеустремленно идет, явно ищет тебя. Подумай над моим предложением, юный Локи. Тебе нужна магия. И я могу её дать, — спокойная, почти добрая улыбка, которой маг одарил его на прощание, совершенно не похожая на обычную его насмешку, пугала, подчеркивая убежденность в так и не разгаданных мотивах. (Старательно избегаю мысли с подмигивающим Халагаром)
Локи едва сдерживал улыбку, наблюдая за тем, как естественник пытается создать какую-то невероятно вежливую конструкцию на языке людей. Можно было не мучить Раиду и ответить согласием, даже не дослушав просьбы. (Вау, как мы подобрели. Если это утепление отношений со временем не сыграет существенной роли в сюжете, то и здесь можно не ссылаться на избавление Раиду от мучений, а отыграть либо оглашенное в следующем абзаце желание понаблюдать за поселенцами, либо тот факт, что подобное обращение порядком надоело)
К его несказанному удивлению, текст был не написан, а напечатан. А ведь напечатать текст можно было только в Мидгарде. Локи лично видел огромные компьютеры (да он с Сельвигом явно переобщался, компьютеры распознает, к тому же сам компьютер как раз никакого листа вывести не может, так что не думаю, что здесь это слово уместно) и машины, которые выводили листы, заполненные ровными буквами. Таких никогда не было в Асгарде, но он мог поклясться, что руны были печатными.
Глава 17
— Неужели? Однако немногие ученые, которых я видел за работой, — произнес Локи, делая пару шагов вперед и приподнимая рукав верхней куртки, сравнивая его со своим, — во время растворения натрия в воде (он везде будет этим натрием блистать как единственным знанием?) ни в какой защите не нуждались.
В лабораториуме, где всем предстояло провести много месяцев, если не лет, ничего не изменилось со дня первого собрания этого фелага, разве что появилось множество новых книг, посвященных Мидгарду. Кажется, Беркана занимается теперь здесь. Для фелага это очень удобно: она не будет опаздывать, и, если какое-то вещество закончится, заметит первой (Оу, так она их все-таки различает. Сказывается естественно научное прошлое? Судя по тому, что я о ней знаю, я бы не стала ей подобные задачи доверять, вообще сомневаюсь, что она из книг вылезет) и восполнит запас.
Локи никак не изменился в лице, но Ивар прекрасно понимал, что царевичу вряд ли знакома и половина слов, которую он только что произнес. И это надо срочно исправить! Ивар принялся рассказывать о веществах и показывать царевичу волшебство естественной науки (Я начинаю понимать истеричность Раиду, работает тут за двоих, пока напарник разглагольствует).
— Ну как, ничего не получается? — спросила Беркана, не вставая со скамьи, на которой она перебирала карты Ивара (долго же они работают, что она уже все свои книги перечитала) .
— Поведей мне основную суть работы (а потом вспомогательную суть. Тут скорее суть вашей работы или работы естественника/ученого) , — попросил Локи, глядя в глаза собеседнику. Ивара восхищала грация каждого движения царевича.
С тех пор, как Локи узнал, что эти яды пахнут столь любимым им миндалем, он заявил, что еда будет стоять рядом с «едой», пускай и не совсем съедобной (логики я тут не вижу, но местному отделу охраны труда нужно срочно сделать выговор) . Даже Хагалар воздержался тогда от язвительных комментариев, только головой покачал.
— Я лью холодную воду, — Ивар дал потрогать стакан с абсолютно холодной водой и вылил её на камушки. Началась реакция: они забурлили, зашипели. Локи закусил губу, не сводя глаз с чуда.
— Натрий (да когда ж его отпустит? За это время он вполне мог доучиться до вопроса «гидролиз?» вода же используется) ? — спросил он, аккуратно дотрагиваясь до вынутого Иваром горячего яйца.
Ивар повернулся к столу с реактивами. Вернется Локи или нет, а работа над Каскетом останавливаться не должна. (Для полной атмосферы пофигизма труЪ-ученых не хватает только приписки «Лагур за все время прощания с царевичем даже не оторвал взгляда от книги»)
Глава 18
— Локи, пойми, — ей пришлось призвать на помощь всю выдержку, чтобы в голосе слышалась усталость, а не гнев, — у тебя есть то, чего нет ни у кого ни в одном мире: любовь. (Нифига себе заявление, как же все остальные живут-то без любви? Более-менее адекватной была бы формулировка: «Моя любовь. И любовь твоего отца», но даже в таком случае непонятно, как обстоит дело со вторым сыном.) Моя и твоего отца. Мы одна семья. Сделай первый шаг, не скрывай правду.
Сыновья Одина должны были стать воплощением его воли, его мечтаний, его желаний (Тут не совсем понятно, зачем тогда их двое? Основной и запасной, на всякий пожарный случай?).