Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Впервые Ивар попал в Етунхейм случайно. В то время он был логистом Муспельхейма и страстно желал посетить все миры Иггдрасиля. Мастер логистики, его давний приятель, обещал взять его как-нибудь с собой в Етунхейм и вскоре сдержал обещание. Добраться до Трюмхейма — резиденции царской семьи — было не так и просто: вокруг нее возвышались такие высокие снежные шапки, что даже самые опытные проводники не могли гарантировать успех предприятия. Ивар ожидал, что к асам в Етунхейме относятся с ненавистью и настороженностью: слишком свежа еще память о последней войне, об унизительном поражении, гибели наследников, которую етуны называли не иначе как подлым убийством. Ивар не мог понять, как логисты вообще умудряются вести дела с оскорбленным и опасным ледяным народом, однако, оказалось, что он превратно понимает сложившуюся ситуацию. Ледяные и в самом деле ненавидели асов и страстно желали мести, но вот к отверженным, к ученым, относились с большой теплотой и участием. Даже целительница, знаменитая на все девять миров, пришла к ним на встречу из Гастропнира, а после плотного ужина пригласила гостей в свой чертог. Это была огромная честь, и Ивар рассыпался в благодарностях, не зная, как именно принято у етунов выражать восторг. Чертог Менглед начинался с ворот, украшенных железной виноградной лозой. Их охраняли два страшных пса — Гиф и Гери. Преодолев ворота, асы увидели множество залов, окружающих открытый двор. Одно из помещений привлекало взгляд любого непосвященного — палата, созданная словно из жидкой лавы. Её пол был покрыт раскаленным, чуть расплавленным золотом. Целительница рассказала, что иногда больных помещают туда для прогревания, а чаще на пол плещут воду, создавая целебный пар. Менглед поведала и о главном сокровище комнаты — об огненном мече-посохе Суртра и Синмары. Именно от него, хранящегося в чашевидном ларце под девятью замками, и исходил жар.

После похода в Гастропнир, Трюмхейм не производил никакого впечатления. Пиво там и в самом деле варили знатное, но осматривать было решительно нечего.

Ивар гулял по дворцу в одиночестве — мастер логистики договаривался с етунами о поставках и не мог его сопровождать. В пустынных коридорах дворца гулко отдавались шаги молодого аса. Ему казалось, все покои, кроме приемных, необитаемы. Никто, ни один слуга, не встретился ему на пути. Лишь иногда эхом отдавался чей-то голос, причем обязательно мужской. Культ женщины в Етунхейме был самым жестоким во всех девяти мирах — женщины жили в отдельных чертогах, никуда не выходили и не могли видеться ни с одним мужчиной, кроме мужа, сына и отца — тюремное заточение, не свойственное ни одной другой расе. Даже к женщинам из других миров ётунши не выходили. Знаменитая целительница была единственной великаншей, известной в Иггдрасиле.

Ивар бесцельно бродил по коридорам, проходил из одного полупустого ледяного зала в другой. Мебели почти не было, а на полу валялись шкуры. Ученый недоумевал, зачем, ведь етуны не чувствуют холода.

Толкнув очередную незапертую дверь, он резко остановился на пороге. В этот раз он зашел в обитаемую комнату: она была обставлена деревянной мебелью, внешне напоминающей каменную, и устлана шкурами от пола до потолка. В полу горел очаг — невиданное зрелище для холодного Етунхейма. Ивар уже повернул было назад, намереваясь уйти столь же незаметно, сколь и вошел, но услышал приятный мелодичный женский голос, произнесший несколько слов на языке асов:

— Входи в зал, асгардец, мы скучаем.

Голос доносился из соседней комнаты с полуоткрытой ледяной дверью, занавешенной шкурами подобно стенам и потолку. Ивар сделал несколько неуверенных шагов вперед: нельзя видеть женщин етунов, но и отказать в просьбе, прозвучавшей еще и на его родном языке, тоже невежливо.

Ноги утопали в шкурах, приглушая шаги, так что он смог незаметно подойти к приоткрытой двери и легонько толкнуть её. В соседней комнате, неотличимой от предыдущей, прямо на полу сидели две громадные женщины-етунши, уродливые ровно настолько, насколько вообще были уродливыми ледяные великаны в глазах аса, привыкшего к правильным чертам. Одетые только в набедренные повязки, они сверкали голубыми грудями с неестественно смотрящимися на них ярко-красными сосками. Ивар потупил взор, не смея глазеть на полуобнаженных женщин — ему здесь не место.

— Простите, что потревожил ваш покой, милые барышни. Мне, должно быть, не стоит здесь находиться, и я немедленно покину ваш чертог с вашего позволения, — не поднимая головы, он начал пятиться назад, но был остановлен властным голосом одной из женщин.

— Нет, ты должен остаться. Боги дали тебе знамение, иначе ты не вошел бы в нашу опочивальню, — это было сказано таким безапелляционным тоном, что Ивар не посмел ослушаться. Голову он, правда, поднять тоже не посмел. Что предписывают законы Етунхейма сделать с тем, кто попал на женскую территорию, он не знал, но надеялся, что это хотя бы не смертная казнь.