Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Ответа не последовало. Локи медленно приходил в себя, стараясь осознать произошедшее: невысказанная правда, проступившая в движениях отца, не требовала подтверждения словами. С каждым новым вдохом уверенность возвращалась в расслабленное тело царевича, вновь распрямляя его плечи и даря горделивую осанку. Повернувшись к кургану, он нагнулся и прикоснулся к земле — наваждение пропало, это была всего лишь могила, такая же, как и множество других, с землей, ничем не отличающейся от обычной промерзшей. Локи глубоко вздохнул, подавляя тихий всхлип: то была заведомо обреченная на провал попытка хоть как-то ощутить близость к той, что носила его под сердцем: ему никогда не удастся не только увидеть её, но даже почувствовать хоть что-то родное, хоть что-то, адресованное лично ему. Болезненное знание о том, кто лишил его родной матери, приносило тупую колющую боль. Ведь царица Ётунхейма не могла умереть в войне, не могла даже участвовать: сражения и битвы — совершенно не женское дело. И если она погибла, то, скорее всего, в попытке защитить своих детей от вражеских воинов. Локи с трудом боролся с подступающим к горлу неприятным комком горечи: его настоящая мать была убита ради того, чтобы забрать его, наследника трона Ётунхейма, в Асгард. Он, скорее всего, стал причиной смерти самого близкого ему аса. В сознании уже проносились образы погони, криков, звона оружия — всего того, что сопровождало войну, но что не могло проникнуть в храм. В место, где каждый находил защиту. В место, которое для отца богов и людей не было священным. В место, которое он омрачил убийством. Поверженный бог с трудом заставил себя выплыть из омута отчаяния и лживых воспоминаний.

— Вы закопали меня далеко от нее, — Локи и сам удивился тому, как спокойно произнес эти слова, учитывая, что перед внутренним взором стояла ужасающая по своей реалистичности картинка: красивейшая женщина лежала в луже крови, умирая, но все равно пытаясь защитить своего плачущего ребенка.

Всеотец, напряженно наблюдающий за Локи, видел, как тяжело дается тому спокойный тон. Подтекст последней фразы не составляло труда определить: в словах сквозило явное неприятие и злость — царевич был недоволен тем, что ему даже после смерти не дали оказаться рядом с женщиной, родившей его.

— Только один из вас принадлежал царский семье Асгарда, — откликнулся Один, стараясь следить за каждым своим словом: еще один срыв или, того хуже, истерика не были нужны никому. — Ты был рожден в Ётунхейме, Локи, но твой отец нашел свою смерть в моих палатах, а твоя мать похоронена в Асгарде.

Один не договорил, зная, что сын и так поймет его. Жить рядом с могилами собственных предков считалось благочестивым и для асов, и для ётунов. Упоминание настоящего отца заставило Локи вспомнить, как он собственноручно пронзил того силой Гунгрира во имя Одина. Воображение рисовало перед внутренним взором великолепные похороны царицы ётунов: насмешкой судьбы выглядело то, что духи его родителей, столь разные по происхождению и по судьбе, обитали в стране своих заклятых врагов. Воспоминание о смерти родного отца вновь отдалось глухой болью в сердце: Локи помнил, как Фригг, его приемная мать, поднялась с пола и бросилась ему на шею. «Ты подставил под удар свою мать» — тут же набатом отозвался в голове голос приемного отца, рассыпавшись через мгновение на множество мелких осколков и собравшись в новую картинку: Один, спасающий умирающего детеныша ледяных гигантов. «Покинутый, страдающий». И вновь картинка сменилась на образ умирающей женщины, прижимающей ребенка к груди, и стоящего над ней Одина с лицом, обезображенным звериным оскалом. Калейдоскоп событий затягивает. Локи снова видит Фригг: мать обнимает его. То ли сейчас, то ли в далеком детстве. Но вот она лежит на полу, откинутая силой Лафея. И опять храм. И вновь он слышит слезы матери по поводу своей кончины. Он видит брата, протягивающего ему руку, пытающегося вытянуть его из бездны, видит себя, атакующего этого самого брата, видит Лафея, приказывающего его убить. Сотни образов, слов, воспоминаний слились в какой-то неведомый, терзающий душу клубок. Сотни мыслей сменяли друг друга за мгновение. Отец. Мать. Мачеха. Отчим. Названый брат. Все они приняли участие в его судьбе, и всем им он, Локи, причинил зло. Но кто же он на самом деле? Трофей, украденный из Ётунхейма? Выброшенный за ненадобностью ребенок, подобранный милосердным Одином? Отцеубийца? Предатель своего народа? Какого из двух? Локи понял, что окончательно запутался в происходящем. И что если он сейчас не поймет, кто он на самом деле, то уже никогда не будет знать, о каких своих поступках стоит сожалеть, а какие будут воспеты в легендах.

Невероятным усилием воли заставляя себя оставить на лице каменное выражение, Локи задал вопрос, который должен был решить его судьбу:

— Ты знаешь, почему она оставила меня умирать?