Локи все-таки будет судить асгардский суд?

— Я предполагаю одно: это слишком удобно, чтобы этим не пользоваться. Так что обустройство в замке — последнее, что беспокоит меня, — Гринольв таки заставил себя сказать правду. Даже если потом пожалеет. Он поднял кубок, словно желая провозгласить тост. Сигюн последовала его примеру. Они чокнулись, напитки смешались, хотя в этом не было необходимости, ведь кубки наполняли из одной бутылки в открытую. Всеотец был плохой темой для разговора: слишком болезненной и бессмысленной. Говорить о нем — все равно что обсуждать горы, которые невозможно свернуть, или солнце, которое всегда просыпается на востоке.

— Я рад видеть успехи детей, которым, пусть и не совсем по своей воле, но помог обустроиться в жизни, — решил зайти с другого бока Гринольв. — Хотя Арнульв разочаровал меня.

— Ты видел его не в лучшее время, скажем так, — пожала плечами Сигюн. — Если бы это было на полторы тысячи зим раньше…

— Не напоминай! — злобный рык разнесся по пустынному дому прежде, чем Гринольв вспомнил о правилах приличия в женском обществе. — Я видел, — чуть тише добавил он. — И за это имею право ненавидеть Одина. То, что он сделал, хуже экспериментов Орма. Хотя похоже эксперимент подарил тебе вечно молодой облик.

— По крайней мере определенные преимущества он мне точно дал, — чересчур уклончиво ответила Сигюн, нервно теребя в руках кубок. От прямых ответов она ускользала всеми силами. — Ты же понимаешь, что я не могу ходить по Асгарду с моей внешностью — она слишком… оригинальна. Мне не нужно привлекать лишнее внимание, в частности — Одина.

— Думаешь, Одину есть до тебя дело? — усмехнулся Гринольв. — Он считает, что все эксперименты Орма были неудачными.

— Естественно, но такую яркую внешность наверняка быстро запомнят и будут задавать неподобающие вопросы. А мне этого не надо.

Гринольв кивнул. Птичка давно выросла и в его советах не нуждалась. Снова повисла тишина, а с ней сотни невысказанных вопросов с обеих сторон. Старые знакомцы сидели друг напротив друга и не решались задать их, опасаясь получить неудобные ответы.

— Ты взяла имя другой женщины, — первым решился Гринольв. — Ты убила ее.

— Нет, — покачала головой Сигюн, и самый искусный дознаватель не определил бы, ложь или правда слетела с ее уст. — Она трагически погибла. Не по моей вине, но я воспользовалась ситуацией.

— Узнаю методы Орма, — усмехнулся Гринольв. На мгновение ему показалось, что друг сидит рядом и одобрительно хлопает Птичку по плечу.

— Кстати об Орме, — Сигюн нервно сглотнула. — Хотел бы ты увидеть…

Последнее слово Гринольв не расслышал, несмотря на абсолютный слух. Иллюзия друга рассеялась, они снова сидели вдвоем за столом в чересчур светлом доме. Просто воспоминание? Или иллюзия, сотканная на кончиках пальцев любимицы Орма?

— Увидеть? — переспросил Гринольв холодно. — Снедаемая местью, ты отрубила ему голову и оставила себе в качестве трофея?

— Трофея? — опешила Сигюн. Она совсем не ожидала столь дикого предположения, которое казалось Гринольву единственно верным. — Что ты, я не мстительна, — она запнулась, сглотнула и продолжила более уверенно. — К тому же сейчас я осознаю, что он сделал для меня очень многое. Если бы не эксперимент, за который я его в детстве проклинала, я бы уже несколько раз погибла. И я противник мести. Даже кровной. Мое предложение — знак дружбы, — она протянула руку, но Гринольв не понял жеста. Повисла еще одна неприятная пауза.

— Если бы Орм был жив, ему было бы к пяти тысячам. Или к шести даже, — пробормотал Гринольв, и в голосе чувствовалась неподдельная боль, надлом, совсем не сочетавшийся с массивной фигурой и стальной волей.

— Так хочешь? — в руке Сигюн на мгновение материализовался куб, который Гринольв узнал бы из тысячи.

— Откуда он у тебя? — вырвался непроизвольный вопрос. Впрочем, ответ нашелся сам собой. — То есть ты снова ввязалась в игры Арнульва.

Не вопрос, утверждение. Только у бывшего воспитанника был в руках Тессеракт, и только он мог быть настолько недальновидным, чтобы отдавать артефакт кому попало.

— Он не знает, кто я, — напомнила Сигюн, чем только больше запутала дело. — Но да, естественно, я снова с ним.

— То есть дури за три тысячи зим меньше не стало, — злобно отозвался Гринольв.

— Я не буду тебе сейчас объяснять, почему я решила возобновить наши отношения в том или ином виде. У меня были на то свои причины. Но так или иначе все мы сейчас работаем на благо Асгарда. Так ты хочешь или нет? Я не могу Тессеракт держать у себя долго. Все же он не мой.

Она не была готова к отказу, не была готова услышать холодное рассудочное «нет», ей слишком хотелось похвастаться своей находкой и своими возможностями. Не услышав ничего вразумительного, она на свой страх и риск дотронулась до рукава гостя, перенося его и себя в иной мир.

— Ванахейм, — не без удивления констатировал Гринольв, расстегивая верхнюю одежду: неважно, царит ли на дворе летняя или зимняя половина года — Ванахейм всегда отличается жарой, духотой и влажностью. Гринольв не любил жару, а радушные двуличные ваны, предпочитавшие худой мир доброй ссоре, его раздражали.