Локи все-таки будет судить асгардский суд?

С каким удовольствием Хагалар произносил эту прописную истину, которая бесила Локи с тех пор, как он вернулся домой. В Бездне и Мидгарде никто понятия не имел о его истинном возрасте. Смотрели только на внешность или верили сладким речам. Никто не пытался его контролировать или назначать опекунов. Он мог спокойно идти к своей цели по трупам, вести армии и сражаться на равных с самыми сильными воинами. Но стоило вернуться в Асгард, как он сполна ощутил всё то бесправие, которое сопровождало жизнь несовершеннолетнего аса. И вот мерзкий старик не нашел лучшего времени, чтобы ткнуть носом в его ничтожество. И, судя по довольной физиономии, еще надеется, что глупый ребеночек с радостью примет его хитрый план и побежит с ногами залезать на заветный трон. Только вот Локи себя глупцом не считал и был категорически не согласен с очередной безумной затеей. Мало ему Ивара с планом уничтожения человечества, так тут еще и Хагалар с предательством правящего дома. Совпадение или заранее сговорились? Появилось жгучее желание выставить поганого мага за дверь и немедленно доложить отцу, а сперва всё хорошо обдумать.

— Замолчи и уходи, пока я позволяю. — произнес он сквозь зубы. Но мастер магии, разумеется, уходить и не думал.

— Я уже никуда не могу уйти. Всё зашло слишком далеко. Завтра на заре состоится собрание с представителями миров Иггдрасиля. Там хотят видеть тебя.

Локи чуть рот не раскрыл от изумления и вопиющей наглости. До сих пор он тешил себя надеждой, что происходящее — лишь глупая шутка Хагалара, но не слишком ли далеко зашла дерзкая шуточка?

— Позволь уточнить: я должен сказать им, что готов идти против политики Всеотца? Или сразу поклясться убить его, занять трон и плясать под дудку… Муспельхейма? Или Нифльхейма? Или сразу всех миров, чтобы никому обидно не было?

— Что ты должен сказать, мы обсудим отдельно. Твое дело — провести переговоры так, чтобы в тебе увидели свет надежды. Нам надо остудить вражеский пыл и выиграть полсотни зим, за которые мы успеем немало.

Локи нахмурился, всё еще не до конца веря в серьезность происходящего, а потом произнес ровным, как он сам надеялся, голосом:

— По-моему, проще всего убить тебя как предателя и подстрекателя.

Он чувствовал злость и непонятный страх, причину которого не мог точно сформулировать. Сердце бешено колотилось, его бросало то в жар, то в холод.

— И что это тебе даст? — удивлённо спросил мастер магии, как будто у Локи был хоть один шанс исполнить угрозу. — Ты считаешь, что я это затеял? Отнюдь. Твои любимые логисты, просто не Мидгарда, а другие. Поселенцы очень беспокоятся о тебе, Локи. Все знают, что ты смертник, приговоренный Одином, и все заботятся о тебе в меру своих сил. Не будет меня, будет множество других… К тому же именно моя жизнь — гарант твоей, пускай ты мне и не веришь. Я связал нас с тобой единой нитью, чтобы Один не уничтожил тебя.

Больше всего на свете Локи хотелось уйти, оказаться где-нибудь подальше: во дворце или рядом с братом — лишь бы не слушать лживые речи Хагалара, которые все больше походили на правду. Он не знал, что делать. И, чтобы потянуть время, принес ещё один кубок, взял бутылку, налил мастеру, а потом себе.

— Да, я тебе не верю. — с трудом произнес он, наконец. — Логисты не могут решать судьбу Девятимирья. Это абсурд.

— Когда мастер логистики, мой давнишний приятель, показал, что они уже наделали в Девяти Мирах, я тоже сперва не поверил. Но потом пришлось. Твое здоровье.

Хагалар отсалютовал кружкой и выпил, Локи последовал его примеру. Приятное тепло разлилось внутри, он почувствовал себя немного лучше.

— Хочешь сказать, что поселенцы готовят государственный переворот, и я должен в нем участвовать? — уточнил царевич, борясь с желанием осушить еще пару кубков, забыться в пьяных грезах, а следующим утром проснуться и убедиться, что ему привиделся бредовый сон, вызванный усталостью, безысходностью и алкогольными парами.

— Как бы тебе сказать, — Хагалар цокнул пару раз языком, явно с трудом подбирая слова. — Они бы и рады его приготовить, но в мои планы не входит переворот с убийством Тора и Одина. Я слишком люблю вас обоих, мои милые дети. Пока тебе надо просто поговорить с прочими мирами и убедить их в своей лояльности.

Локи чуть не поперхнулся: действительно, чего уж проще? И как мило Хагалар рассуждает о жизни Тора и Одина. Будто он — вездесущая норна, точно знающая, сколько кому жить отмерено. Невыносимое себялюбие и ощущение собственной неотразимости сквозило в каждом жесте старика и безмерно раздражало Локи.

— Ты хоть понимаешь, что, если случайно или через Хеймдаля станет известно о моем участии в этом собрании, меня без промедления казнят? И тебя тоже. Или ты сам помрёшь, если не соврал, — задал Локи тот вопрос, с которого, по-хорошему, стоило начинать. Он надеялся смутить собеседника, но Хагалар наоборот выпрямил спину и сказал, так и сочась самодовольством:

— Один ни в коем случае не казнит меня. Никогда. Тебе придется с этим смириться.