Лоханка

Потом они попросили нашу трансмиссию на свой танк… и так можно про каждый узел рассказывать. Когда уже всё слиплось, вычертилось и обсчиталось – пошло изготовление опытного образца самоходки, но не с сорокапяткой, а с семидесятишестимиллиметровкой. А я смотрю – на кульманах и танк их стал менять очертания. Двигатель уехал вперёд, башня назад, сам он как бы присел, сделавшись ниже и в корме появилась дверца, а люки сверху исчезли. Нахватались, понимаешь, от нас с Федотовым. Короче, понимая свою причастность к свершившемуся, я отдал для их образца второй движок на двести пятьдесят лошадок, а то они тоже ограничивали себя стодвадцатипятисильным. Не нравилось мне в их танке только то, что при экипаже из двух человек башнёр не только наводил и танком командовал, но и заряжал. Про сорока же пятимиллиметровые самозарядные орудия я отродясь ничего не слыхивал.

Но мы же в Горьком! И я мчусь к Грабину.

– Проводились работы по созданию автоматических зениток таких калибров, – обрадовался мне Василий Гаврилович. – Только подобная пушка в танк никак не влезет. Великовата, что вперёд, что назад. Да и прекращены работы по ним, но документы я запрошу. Только там, как сейчас помню, низкая живучесть стволов. И моряки из-за пороха возмущались.

– Так мы по суше собираемся ездить, – отвечаю. – И не желаем палить очередями. Танк и одиночными выстрелами может своё дело сделать. Мне бы только освободить наводчика от заряжания орудия.

– Примерные габариты я обозначить, конечно, могу, но конкретно установочные и присоединительные размеры надо узнавать на заводе имени Калинина.

Поехали мы в Подмосковье, где делают зенитные пушки, и выяснили, что кроме морского варианта сорокапятимиллиметровой зенитки готовился ещё и сухопутный, для перевозки на четырёхколёсной платформе. Я не с Федотовым был, а с конструктором-горьковчанином, занимавшимся башней. Долго мы ходили вокруг этой долговязины, прикидывая и так и этак – ни в какую она у нас не вписывалась в нужные габариты, хотя мы не сдавались, занимаясь прорисовками и прикидками на разные лады. Главный конструктор заводского КБ, тоже моих лет товарищ, присоветовал нам взять тридцатисемимиллиметровку, которая, на наш взгляд, не слишком выигрывала в габаритах, зато для неё не оказалось бронебойного снаряда. То есть в природе, конечно, существовал, но к зенитным орудиям не подходил. Так что не годилась она нам ни в какую.

Я уже совсем было отчаялся, как вдруг решение сложилось – впихивалась пушка, если «удалить» из башни башнёра – и компоновочные решения МОТки снова всплыли из памяти. Благо прицелы для зениток позволяли решить задачу наведения, а установленный на крышу башни перископ решал вопросы обзора.

Потом выяснилось, что пушка нужного нам калибра может и не быть принята на производство, потому что вместо неё планируется выпускать всё ту же тридцатисемимиллиметровку, но в настоящий момент заказ может быть принят и выполнен. Забодали они меня своей неопределённостью. Возвращались мы с товарищем с распухшими от сомнений головами, зато с согласованной спецификацией. Уже в Горьком, когда всё прорисовали, стали заново проектировать башню, отчего танк снова «присел». Вернее, втянул в плечи голову, потому что корпус и без того вышел ниже некуда – мехвод у нас полулежал, как и башнёр, вращающийся вместе с башней, хоть и расположенный ниже – уже в корпус опущенный.

Когда же наш многострадальный без счёту раз перерисованный танк наконец сделали и опробовали в деле – получилось нечто быстрое, хорошо бронированное и пробивающее из своей длинностволки пять сантиметров брони обычной болванкой. Собственно, виноваты в этом мощный двигатель и могучая длинноствольная пушка с зенитной динамикой снаряда, но и я ведь тоже похлопотал для того, чтобы эти предметы встретились там, где нашлись люди, сумевшие их удачно соединить.

Разумеется, стрелять по самолётам наше детище не могло – в низком корпусе некуда было опустить казённик – не задирался ствол больше двадцати с небольшим градусов.

Ну а самоходка, из-за которой мы приезжали, получилась быстро и без особого напряжения. Компоновочно, считай, наш вариант, только лучше бронированный и немного быстроходней. Эти машины были настолько сходно скомпонованы, что оторопь брала – носовая часть вообще один к одному, вся разница во второй половине. И вышли они, на мой вкус, заметно перетяжелёнными – почти по двадцать тонн. А что вы хотели – броня не пушинка.

На этом мой заряд неудовлетворённости иссяк, и я засобирался домой, чтобы зажить мирной жизнью. Бывает, знаете ли такое чувство, когда сделал всё, что мог. Тогда на душе становится спокойно и благостно, как я люблю.

* * *

В раздумьях направился я к Грабину: он-то старый тёртый артиллерист и в стрелятельных конструкциях много чего понимает, я же отдаю себе отчёт – мои замыслы могут быть чистым пшиком. Если не кривить душой – ни одна из моих затей не обошлась без участия инженеров этого времени, которые, собственно, и создали реальные конструкции, пригодные и для использования, и для производства.