Лоханка

Друг мой замирает в нерешительности, а мне не страшно – я штатский.

– Одень бойцов в ватники и закутай в белое. В полушубках по снегу не много наползаешься, а мои старые кости уже чуют большие холода этой зимой.

Странное дело, как помянул кости – сарказм из глаз Жукова сразу пропал. Видимо, подобная аргументация не выглядит для него полной дичью. И он не против того, чтобы солдаты были хорошо одеты. Мгновенно уловив смену настроения начальства, Кобланды решается спросить, несмотря на некоторое напряжение:

– Ты сколько таких сараев можешь быстро мне пригнать?

Поворачиваюсь к Кузьмину и смотрю на него – он больше знает о планах и сроках, о состоянии заделов и этапах производства.

– Через пару недель – шесть штук будет.

– Мне нужно с широким люком на крыше и пулемётной башней, – уточняет мой друг. – Хочу стодвадцатимиллиметровые миномёты на них установить.

– Миномёт дашь? – спрашиваю.

– Дам. Вместе с расчётом.

– Тогда три недели, – отвечаю. – Потому как сперва перечерчивать, а потом, может, и переделывать придётся.

– Вы разговаривайте, не стесняйтесь, – опять подначил Жуков. – Всем очень интересно.

– Я от короткоствольных пушек откажусь, – продолжил мой товарищ. – Восьмидесятидвухмиллиметровые миномёты их вполне заменяют, а с ними куда проще, и можно использовать вне машины.

– А шрапнели? – спрашиваю.

– Этот выстрел не так уж сильно востребован, – отвечает. – А на ближних дистанциях мы из гранатомётов можем обработать пехоту.

На этом мы с другом закончили наш междусобойчик. Словом опять завладел старший по званию и повёл разговор в плане, кто, когда и чего должен сделать. Зачем я тут оказался – ума не приложу. Думаю, за компанию с нашим полковником, на которого навесили кучу задач. Про то, что стёганые штаны и бушлаты, валенки и ушанки толком ещё в армии в это время не использовались, я узнал значительно позднее, когда Кобланды собирал отовсюду то, что смог отыскать, в том числе и в торговых организациях. Часто вещи были совершенно не военного назначения – неподходящих цветов или… орнаментом, например, украшенные. А ещё он ограбил кавалерийские склады – у конников оказалось как раз то, чего ему было надобно. Даже кубанки прибрал – они всяко теплее суконных будёновок.

Друг мой зевать не привык – сразу воспользовался информацией, полученной вне очереди. Он всегда так поступает. Расторопности ему не занимать. Двадцать шесть лет парню, уже два года как комбриг. Причём сам Жуков к нему относится хорошо – это нынче дорогого стоит.

* * *

На другой день было собрано маленькое совещание. Чисто военные высоких рангов, из которых я знал только Ворошилова, Жукова и Кобланды. И, как я понял, конструкторы гусеничной техники. Котин – старый мой знакомый, и ещё мне указали на харьковчанина Морозова. Запоминающаяся личность с налысо обритой головой. Оба, кстати, моих лет – за тридцать. Были ещё люди из Москвы и из Горького, но не стану сыпать именами – признаться, память на них у меня не очень.

Тема была объявлена о дальнейших путях развития бронетанковых сил в плане совершенствования техники, но как-то он всё кругами шёл: броня и скорость, проходимость и вооружённость. Одно перетекало в другое и вращалось вокруг мощности моторов, запаса хода и ходового же ресурса. По всему выходило, что разработки упёрлись в некий предел, достигнутый современными технологиями, хотя по сравнению с тем, как я представлял себе технический уровень этой эпохи, когда жил в будущем – разница очень существенная, причём сильно в лучшую сторону. Мощные дизели сильно расширили возможности для конструкторов и улучшили условия компоновки.

Так вот. Нынче на всей боевой военной технике внедряют дизели, которые нам, изготовителям транспортных машин для интендантов, практически недоступны.

– А что по этому поводу думает товарищ Беспамятный, – прервали мои молчаливые размышления ехидные слова Георгия Константиновича, – все заулыбались, припоминая нашу прошлую пикировку.

– Думаю, мы сделали правильные танки, самоходки и транспортёры, – ответил я на автомате. – Пришла пора освоения их войсками и кропотливой доводки заводчанами. Дальнейшие тенденции проявятся только в процессе боевых действий.

Добавить к этим словам было нечего, чуть не произнёс: «Хау, я всё сказал».

Видимо, моё «выступление» произвело на присутствующих хорошее впечатление – ведь я всех похвалил. Поэтому никто не попросил слова, только Кобланды как-то встрепенулся, взглянул на председательствующего и…

– Да говори уж, – махнул рукой Жуков.

– Токарев больше половины деталей перевёл на штамповку, уменьшил темп стрельбы и убрал спусковой крючок одиночного выстрела, – протараторил мой друг чуть испуганно. – Есть у меня с собой – хочешь пострелять?

– Что же вы других не приглашаете, Кобланды Кобландыевич? Мы тут все люди военные, тоже интересуемся оружием, – произнёс Ворошилов. – А разговор, мне кажется, состоялся.

– Ага, – говорю. – Ты меня потом до вокзала подбросишь? Мне нужно домой поспешать, твои «сараи» делать.