Лоханка

– Это учебная машина, – нахмурился мой собеседник. А я понял, что ляпнул лишнего, и прикусил язык. – Так вот, – продолжил Поликарпов. Мне сказали, будто я должен вам всё показать и рассказать, однако в настоящий момент решительно не располагаю временем. – Наверное, на моём лице нарисовалось огорчение, отчего он изменил тон и добавил: – И не имею ни малейшего представления от том, что это такое «всё». Может быть послезавтра?

А мне и правда стало обидно, что с таким человеком не получилось пообщаться – расположил он меня к себе своей какой-то ершистостью, что ли. Мне почудилось, что за насмешливым взглядом скрывается уязвлённое чувство собственного достоинства. Ну и помню я его борьбу одного против всех – уважаю таких крепких духом. На всякий случай сообщил о себе, что я беспамятный потому, что по голове стукнутый. И что из-за этого нынешнее руководство меня в разные места посылает, а потом мнением интересуется. Вроде вызнаёт, что по этому поводу человек умишком скорбный полагает. Ну, это с моей стороны шутка такая. Смелая чересчур.

Поликарпов сначала напрягся, но потом улыбнулся одними глазами, а для зрителей плечами пожал.

На перенос встречи я сразу согласился, тем более что послезавтра выходной. Мои провожатые, а они так и торчали рядом, обещали доставить к оговоренному времени прямо от гостиницы. На этом визит и завершился. Вечером забежал к Софико и узнал последние новости о Кобланды – он уже выехал с Дальнего Востока и где-то на днях должен появиться. Хм, оттуда неделя пути, не меньше, так что стоит запастись терпением.

Следующий день я провёл в зоопарке и совершенно ни о чём не думал. Поглядывал по сторонам и легко убедился в наличии при мне сопровождающих. Они, впрочем, даже не пытались прятаться, отвечали на приветливые кивки и никак не влияли на мои свободы. Не то чтобы охрана, но присматривают. Впрочем, возможно, с одной-единственной целью – не начинать неведомо где меня разыскивать, если понадоблюсь.

Ну а потом – встретились с Поликарповым. На этот раз вахтёр меня и моих спутников беспрепятственно пропустил, потом мы поднялись на второй этаж, прошли по переходу и спустились вниз – началась экскурсия по цехам авиазавода, по помещениям конструкторского бюро. Я глазел и слушал скупые комментарии Николая Николаевича.

Ну а что вы думали? Меня послал на всё это посмотреть, а его попросил всё это показать первый человек страны – разумеется, мы дружно делали порученную работу, потому что люди оба взрослые и ответственные. Заодно я выяснил, почему считается, будто хорошее крыло должно быть длинным.

– А может быть вам объяснить, отчего крыло делается сверху выпуклым, – ехидно полюбопытствовал мой провожатый – ему явно было скучно водить повсюду ударенного по голове не пойми кого, и не пойми что ему показывать.

– Про это знаю, – понимающе улыбнулся я. – И про угол атаки. А вот отчего бывает флаттер и штопор – ума не приложу. Но вы, пожалуйста, не утруждайтесь это мне объяснять – на сегодня новых познаний достаточно. А картинки самолётов у вас тоже есть?

Вообще-то в помещениях в выходной день довольно пустынно – изредка где кто мелькнёт в отдалении, но в КБ несколько человек стоят за кульманами или склонились над слегка наклонными чертёжными столами. Кое-какие картинки мне понятны, другие – словно кошмарный всплеск вычурного воображения, наводят уныние своей причудливой хитровымудренностью. Наконец – силуэты аэропланов с разных ракурсов. Вот это интересно – тут можно попытаться узнать что-то знакомое. Вдруг как раз сейчас задумывается нечто, известное мне по книжкам или фильмам?

Провожатые, а они парни молодые, хоть и делают вид, будто присматривают за мной, на те же картинки любуются, выпучив глаза. Вдруг вовсе не там, куда глядели, а на стене – карандашный набросок. Ну, как набросок? На миллиметровке, но от руки. И так похож на Ла-5, что я просто замер. Стою и ищу отличия.

– Чем привлёк к себе такое внимание этот эскиз? – полюбопытствовал Поликарпов скучающим голосом. Вот чувствуется – надоели мы ему.

– Этот вариант, – говорю, припоминая фразу из книжки «Самолёты Страны Советов», – способен достичь теоретических пределов возможностей винтовых самолётов.

На самом деле эти слова не мои – так было написано про Ла-9 и Ла-11, но внешних отличий, на мой непросвещённый взгляд, тут не заметить.

У Николая Николаевича даже челюсть лязгнула. И выразился он весьма непарламентски – не удержал себя в руках:

– Откуда такая уверенность, молодой человек? Вы же ничего в авиации не петрите!

– Так меня лет восемь тому назад чем-то тяжёлым ударили по голове. Память о прошлом будто корова языком слизнула. Но изредка появляются неожиданные мысли о будущем, в основном – про технику, – повторно доложил я о себе, но немного подробнее.

Набрал любезнейший Николай Николаевич воздуха в грудь. Ух, чую, сейчас он мне выскажет все, что думает. Но на сей раз, взглянув на провожатых, повел меня в кабинет и давай показывать разные фото других самолётиков. Я узнал только «Спитфайр» и сразу ткнул в него: