Лох с планеты Земля

Вернее, с мгновенья воскрешения в капсуле регенерации во мне крепло не осознаваемое до поры ощущение, что жизнь с каждым шагом наполняется смыслом. Наверное, это оттого, что впервые в космосе события стали развиваться, как им и положено было по канону — по любимой с детства космической фантастике.

Я, как нормальный герой, погиб от злодейского произвола, меня спасли нормальные инопланетяне, и вот после воскрешения со мной разговаривает мудрый Сидорович…

Хотя это из другой хорошей фантастики, и я всё очень хорошо помню. Вообще, это всё стараниями Воя и Дока больше походило бы на новый день сурка, если бы Фара не задала тот главный вопрос.

То есть не задала, конечно, просто я её так понял — назови мне хоть одну причину, по которой не следует тебя убивать. Если б не она, мне б всё это быстро надоело. Вернее, если б она меня не позвала, я так и влачился за ней, словно больной, как за Иркой весь одиннадцатый класс. Но Фара поставила задачу…

Ира тоже, помнится, ставила задачи, и я сворачивал Эвересты, зажигал Везувии и топил Атлантиды, пока… э… не оказался здесь. Но Фара же совсем не такая! Даже не представляю, как бы её поцеловать, не говоря уж… э… вообще, ни о чём не говоря, просто поцеловать.

Впервые как-то само собой получилось, и в дальнейшем, чем бы я ни был занят, как, наверное, сказал бы Макс, по её команде в моей системе срабатывает аппаратное прерывание нулевого приоритета [int 0000h; «к ноге»].

Буханка эту особенность учитывает и вносит необходимую поправку по времени в зависимости от моего состояния. Или предлагает сначала закончить начатое, например, заправиться и вымыть руки. Ещё в регенерационной капсуле нет связи с искином, а так и оттуда бы подрывался.

Мне кажется, что Буханка меня слегка ревнует к Фаре, очень уж сухо и лаконично передаёт её сообщения, но в целом одобряет наше общение, говорит, оно весьма способствует моей адаптации.

Фара попросила меня — подумать только, попросила! — присматривать за Максом. Не следить, конечно, а постараться сделать так, чтоб ему больше не мыли голову в унитазе.

Она не только за Макса переживает, за всех — экипаж и Буханка для неё неразрывны. Фара выходец из странного мира, где почти не видят различий между человеком и машиной. Судя по её раскосым чёрным глазам, я догадываюсь, от кого произошли чукчи — они тоже одушевляют всё на свете.

А уж как Фара нянчит свои любимые киберсистемы! Хотя вру — Макса она всё-таки выделяет из всех, он тоже сдвинут на искусственном разуме и синтетической душе.

Программист-кибернетик после известного казуса меня избегал, и Фара задачу мне максимально упростила — поставила после обеда с ним в паре драить коридор за штрафные баллы. Кстати, по её настоянию, Буханка мне за пробитие переборки гвоздиком впаяла штрафов на сорок часов хозработ.

Мы с Максом первые минуты сосредоточенно сопели каждый о своём, делая вид, что незнакомы и вообще случайно здесь оказались. Мне эти детские церемонии сразу надоели, и я легко переступив через его гордость. Спросил, когда он отдаст должок.

Макс аж оцепенел на секунду, напряжённо припоминая, что и когда успел мне задолжать. Он бы с большим удовольствием проигнорировал вопрос, но опыт нашего общения говорил за то, что это весьма вероятно осложнениями.

Тоном робота, приговорённого к утилизации, Макс проговорил. — Какой должок?

— Ну, за картошечку, обучалку на выбор, — сказал я как можно небрежнее.

Он открыл чат. — Хорошо, — и сразу его закрыл второпях.

Уточняю человеческим голосом, — что хорошо?

— Я согласен, — снова пришёл текстовый ответ.

Ладно, я терпеливый, спокойно его спрашиваю. — Тебя девочки ведь головой об твёрдое не тукали?

Он смутился! — Специально не тукали.

Сокрушённо вздыхаю. — Значит, мне придётся.

Парень, наконец, соизволил ко мне обернуться.

Говорю. — Ну чего ты вытаращился? Мне терять нечего — Фара пообещала меня угробить. Из-за тебя. Так поверь — я сумею хотя бы перед смертью заставить тебя вежливо разговаривать.

— Перед чьей смертью? — прошептал он.

— Обоих! — отвечаю ему в тон трагическим шёпотом.

— Э… — он всё-таки догадался, что игнорировать меня не получится, и решил просто отделаться, сказал делано небрежно. — Ну, приноси после хозработ треник и полётный скаф в лабу…

— А сейчас? — делаю удивлённые глаза.

— Но мы ведь не можем! — в его голос закралась паника.

— Я всё могу, — говорю со значением, — даже не сомневайся.

— Что тебе на этот раз? — проговорил он тоном робота, обречённого на вечное стояние манекеном в отделе женского белья.

— Ну, сам подумай, — сохраняю серьёзность из последних душевных сил, — обучающие программы для тебя сейчас недоступны. Значит, будешь учить сам.

Макс снова замер, но… в его глазах что-то неуловимо мелькнуло. — И чему тебя учить?

— Э…, — задумчиво морщу лоб, — хочу быть умным, вот!

Он совершенно серьёзно, мне даже показалось, что со скрытым облегчением, заявил. — Отлично! Буханка, зафиксируй наше соглашение.