Локация «Берег»

Через час около дома родственника Рафаэля с визгом затормозило несколько машин. Быстро по лестнице побежали оперативники MI5. Дахак отпер дверь, услышав требовательный тон. Он безошибочно и обреченно понял, что они все равно войдут…

Лето 1990 года

Герман Крэйс приоткрыл глаза. Он подумал было, что колокольный звон ему приснился, но и сейчас слышал его отчетливо. Многие годы колокольный звон вызывал в нем воспоминания отцовских рассказов… От окна, закрытого деревянными, белесыми от морской соли, ставнями исходил жар. Сквозь щели между наклонными дощечками яростно пробивалось солнце, знакомое с детства, обжигающее.

Сразу вспомнился песчаный пляж, перевернутая кверху килем старая рыбацкая лодка. Они здесь в Бизерте широкие, окрашенные ярко. А на той, под которой он прятался, с мальчишками, оставалось только немного голубой и белой краски. От нее пахло рыбой, масляной краской и деревом, а самое главное — морем, которым жил небольшой городок. Тут стояла французская эскадра, тут последний приют нашли остатки российского, могучего когда-то флота…

«Как это было давно!» — Герман опустил босые ступни на деревянный шероховатый пол. Каждый раз приезжая в Бизерту, он чувствовал себя тем самым мальчишкой, сыном, хоть и бывшего на тот момент, но флотского офицера — военного врача Ивана Кедрова.

В комнату, постучавшись, зашел Рафаэль, сутулясь как всегда, то и дело откидывая седую прядь со лба. Тонкие черты его арабского лица в полутьме комнаты казались отчеканенными из бронзы. Он держал в руке стаканчик с мятным чаем, пенившимся, как пиво. Рафа очевидно расстарался, наливая чай, подняв чайник чуть ли ни на метр от стакана — так больше пены. Сахара он положил изрядно и мяты, и кедровых орешков.

Дахак с семейством жил в Старом городе на канале, проходящем по Бизерте от озера к морю. Работал он в торговом порту инженером.

Этот канал прорыли еще финикийцы и создали гавань, одну из самых безопасных на средиземноморье.

— Ты давно не был, — Рафа смотрел на него по-братски, с нежностью и укором. Они росли вместе. Его мать работала у доктора Кедрова-старшего в госпитале и помогала дома по хозяйству, когда Иван Аркадьевич вернулся в Бизерту после Второй мировой.

— Рафа, ты же знаешь, я тружусь на научной ниве, а она, эта нива, все силы вытягивает. Вырвался на несколько дней, отдохнуть, собраться с мыслями, сходить на могилу родителей.

— Я хожу туда, как ты просил, — Дахак снова поправил волосы, сползшие ему на глаза. Присел рядом с Германом. — Почему все так, дружище? — Он приобнял его за плечи. — Помнишь, как мы мечтали после войны, когда вы с отцом вернулись? Хотели стать моряками, — Рафа усмехнулся, сощурив черные глаза. — А теперь ты требуешь, чтобы я называл тебя Германом. Откуда это имя?

— Ты просто называй, Рафа. В городе, кроме тебя, не осталось тех, кто помнит Александра Кедрова. И очень хорошо. Забудь мое имя, и это когда-нибудь, может быть, спасет тебе жизнь… Жаркое лето? — сменил он тему.

— А говоришь «наука»… — Рафаэль встал, подошел к окну и постучал по доскам ставень. Створки окна были распахнуты внутрь и в стеклах отражались низкая кровать, наподобие топчана, круглый столик с витыми ножками и арабской резьбой на столешнице, металлическая старинная лампа — на крюке над столом, чужеродно лежащий на полу чемодан с открытой крышкой. — Зима была сырая. Ты знаешь, как тут бывает. Стыло, неуютно. В апреле замучили песчаные бури. У меня обостряется астма в это время — прячусь дома, а песок проникает сквозь ставни, скребет в стекла. Море неспокойное, поднимается вода в канале, заливает подвалы во время особенно сильных штормов. — Дахак умолк, вздохнул и продолжил: — А теперь жара за сорок. Ничего не меняется, только мы сами стареем… Лучше бы приехал в марте, ты любил раньше ездить на верблюде в пустыню — могли бы забраться подальше, где нет никого, кроме нас и Аллаха, верблюдов и барханов до горизонта, — он снова вздохнул. — Ты ведь врач, не мог бы мне дать какой-нибудь яд?

— Зачем? — опешил Крэйс.

— Ты же помнишь, как умирал мой отец от рака легких? Не хочу так же.

— Погоди, у тебя что-то нашли? Ты ходил к врачу?

— Не говори глупостей! Нет у меня ничего, — отмахнулся Дахак. — Говорю же, боюсь, что тоже так…

— Бросай курить, — издевательским тоном сказал Герман.

— Я думал, мы друзья, — отвернулся от него Рафа.

— Ладно, не дуйся. Придумаю что-нибудь. Но ты мне нужен живой. Слышишь?

— Домой пойдешь? — араб проигнорировал вопрос друга. — Моя жена там у тебя убирается, проветривает. Все как было при твоем отце.

— Может, и зайду. — Герман вообще-то не собирался идти туда, поскольку его могли связать с семейством Кедровых, живших здесь когда-то. Отец умер уже десять лет назад, но его помнили. К нему Крэйс приезжал, загримировавшись, и для всех Александр Кедров выглядел иначе чем Герман. И все же, наблюдательные могли найти сходство.

— Ключи висят у нас в коридоре над сундуком.

— Я видел, — кивнул Крэйс. — Как твои дочери? Выдал замуж?