Логово проклятых

30 июня 1941 года в здании, расположенном на площади Рынок, Ярославом Стецько был зачитан акт о провозглашении украинского государства.

«Создающееся Украинское Государство будет тесно взаимодействовать с Национал-Социалистической Велико-Германией, которая под руководством своего Вождя Адольфа ГИТЛЕРА создает новый порядок в Европе и в мире и помогает украинскому народу освободиться из-под московской оккупации», – говорилось в нем.

Борович слушал все это, глядел на Бандеру, на довольного и сосредоточенного Стецько и не верил своим ушам. Он прекрасно знал, что руководство Третьего рейха первоначально планировало появление такого независимого государства.

Это следовало даже из меморандума Розенберга, который назывался «Общие инструкции всем представителям рейха на оккупированных восточных территориях». В нем указывалось, что Украина должна стать независимым государством в альянсе с Германией. В официальной речи, произнесенной 20 июня, Розенберг говорил о возможности формирования украинского государства. Но все это планировалось совершить через Мельника, возглавлявшего структуру ОУН, признанную немцами.

Немцы знали о разладе в националистической среде, позволили лидерам ОУН официально расколоть эту организацию. Почему теперь они фактически покрывали визит во Львов Бандеры и Стецько? Тем более что в городе остались тыловые немецкие подразделения и большая часть батальона «Нахтигаль».

Может, немцы уверены в том, что украинский батальон является таковым только на словах? Если так, то выходит, что абвер просто спровоцировал весь этот спектакль с провозглашением нового украинского государства именно в присутствии Степана Бандеры. Интересно, а какие инструкции получил майор Нотбек?

Вечером, когда шум вокруг этого самого провозглашения немного утих, Борович по просьбе Стецько спустился к автобусу, чтобы найти несколько брошюр со статьями и текстами выступлений лидеров ОУН. Михаил снова и снова размышлял над тактикой абвера.

Немцы прекрасно знали о непримиримом разладе в руководстве ОУН. Они делали ставку на Мельника, но преподносили серьезные авансы и Бандере. В феврале этого года он встречался с адмиралом Канарисом и главнокомандующим сухопутными войсками генерал-фельдмаршалом Вальтером фон Браухичем. Они обсуждали подготовку нескольких сотен бойцов и командиров, ядра украинской армии, союзной вермахту.

Михаил начинал догадываться, что абвер хотел умышленно накалить ситуацию, а потом разрешить ее в свою пользу всеми способами, доступными на тот момент. Или же немцы все еще выбирали, на кого опереться в борьбе с Советским Союзом? Не исключено, что они просто старались набрать как можно больше компромата на обе стороны конфликта, чтобы иметь возможность шантажировать любую из них, угрожать ей, а то и прижать ее как следует в случае необходимости.

Борович вышел на улицу и стал обходить груды битого кирпича, высившиеся прямо на тротуаре. Вечер стоял теплый. Где-то на востоке раздавалась глухая канонада.

«Уже далеко», – подумал он и полез в карман за сигаретами.

Тут-то Михаил и услышал разговор двух мужчин, который заставил его замереть. Они тоже стояли возле автобуса, только с другой стороны.

Голос одного он узнал. Это был человек из штаба Мельника, один из его специальных порученцев. Кажется, среди своих его звали Соколом. Человек, преданный своему лидеру, верный его идеалам. Других в ОУН (м) просто не было.

А вот кто был другой?

– Я не понял, – проговорил Сокол. – Ты его откуда знаешь?

– Говорю же, служили мы в давние времена в одном полку. Борович его фамилия. Я из-за него чуть на каторгу не пошел. Хорошо, что уже семнадцатый год был, и мне с солдатиками удалось побрататься. А то не стоял бы сейчас перед тобой.

Юровский! Борович стиснул зубы, с силой сжал кулак и сломал сигарету, которую так и не прикурил. До боли знакомое «говорю же», пошлая интонация, когда этот фрукт тянет букву «ю».

Он опять нагло и беспардонно врал. В 1917 году Борович с Юровским не встречались. Этот проходимец исчез еще в четырнадцатом. Потом о нем никаких слухов больше не было.

– Ну и что ты хочешь? – хмуро осведомился Сокол.

– Проверить надо, выяснить, что он за птица, – зловещим голосом ответил Юровский. – Его солдатики, особенно большевички, очень любили тогда. Именно такие мерзавцы, как он, потом революцию и устроили.

– Так ты думаешь, он красный, что ли? Ошалел? Борович в Кракове диверсионные группы готовил для заброски в Советский Союз. У него это очень хорошо получалось.

– Да? И много ли сейчас здесь этих групп? Сколько их провалилось за эти годы, в течение которых он у вас работал?

– А я откуда знаю? Если хочешь, давай сейчас доложим Бандере или Стецько. Можно будет сообщить Мельнику, когда вернемся назад.

Борович тихо застонал.

«Агафьева мне мало было? Теперь вот Юровский! Век бы его не видеть. Ни сейчас, ни тогда, в четырнадцатом году!»