Логово проклятых

Это было в Галиции. 21 августа 1914 года русские войска взяли Львов. Вольноопределяющиеся Борович и Юровский служили тогда в 3-й стрелковой бригаде 12-го армейского корпуса 8-й полевой армии, которой командовал генерал Брусилов. Операция развивалась не очень удачно. Только во второй ее фазе началось быстрое наступление русских войск. Как обычно бывает в подобных случаях, тылы отставали, полевые кухни не успевали за пехотой, сухие пайки быстро заканчивались.

Вольноопределяющегося Юровского поймал буквально за руку во время мародерства капитан Измайлов. Молодой человек избил местного крестьянина и забрал у него из погреба большой копченый окорок. Войска рвались вперед на плечах противника, и разбираться, а тем более устраивать военно-полевые суды было некогда. Произошел неприятный разговор, во время которого офицер весьма резко и негативно высказался о личности господина Юровского.

Через неделю завязались упорные бои на реке Коропец. Положение было сложным. В бой пошли все, включая писарей, коноводов и поваров.

Юровский служил при штабе бригады, а Борович – в пехотном полку. Они прекрасно знали друг друга, одновременно добровольцами пришли на войну, долго спали спина к спине, ели из одного котелка на сборном пункте, потом в маршевой роте.

Атака как раз захлебнулась, роты понесли большие потери, в пехотной цепи погибли два унтера.

Борович отполз на пару метров влево и скатился в горячую воронку от снаряда. В ней лежал убитый солдат. Михаил перевернул его на спину, посмотрел в лицо, положил руки на веки, закрыл глаза. Эх, Фомичев. Веселый был мужик.

Борович загнал в винтовку новую обойму с патронами, вытащил еще две из подсумка убитого солдата. Пригодятся. Бой затягивался, и Михаил понимал, что патроны придется экономить. Тыловики не всегда успевали подтащить боеприпасы в первую линию. На позапрошлой неделе под Львовом Боровичу пару раз уже приходилось подниматься в штыки, драться без патронов вместе со своей ротой.

Он в очередной раз выглянул наружу из своей воронки и увидел, как капитан Измайлов поднялся на ноги. Одной рукой он сжимал шашку, второй доставал из кармашка на портупее свисток. Все солдаты, которые были рядом, напряженно посматривали на командира и заметили его жест.

Значит, сейчас будет команда, придется подниматься. Солдатские руки стиснули винтовки, ноги покрепче уперлись в землю. «Матушка заступница, Пресвятая Богородица, не оставь нас многогрешных!»

Офицерский свисток выдал заливистую трель. Затопали солдатские сапоги, зазвучало хриплое дыхание, зазвякали антабки ремней на винтовках. Над цепью разнеслось нарастающее русское «ура».

Борович оперся на руки, выбросил винтовку на край воронки. Но земля осыпалась под его сапогом, и он съехал обратно животом вниз. Черт! Этой заминки в несколько секунд хватило, чтобы отстать от своей роты на пару десятков шагов.

Но оказалось, что отстал от цепи не только Борович. Вольноопределяющийся Юровский стоял на одном колене и целился из пистолета в спину капитана Измайлова. Это было дико, до такой степени нелепо, что Михаил опешил. Он замер на краю воронки, вытаращив глаза на товарища.

– Не сметь! – заорал Борович. – Юровский, сволочь, опомнись!

Пистолет дважды дернулся в руке этого мерзавца. Измайлов обернулся и упал.

Юровский тоже обернулся и взглянул на Боровича. Его лицо перекосила злоба, он поднял пистолет. Но тут над пехотной цепью просвистели снаряды.

Юровский не успел выстрелить в Михаила, или же тот уже не увидел этого. Земля вздыбилась, прежде чем кто-то успел упасть. Чернота обрушилась на Боровича. Его горло забила земля, насыщенная кислотой сгоревшей взрывчатки.

В себя он пришел уже на носилках. Солдаты куда-то несли его. Он пытался подняться, но руки дрожали так, что не смогли бы удержать, наверное, и папиросы. Говорить у него тоже не получалось. Вместо слов раздавалось только какое-то сдавленное мычание.

Лишь через два дня, когда немного улеглась дрожь во всем теле и ослабли тошнотворные приступы, Борович схватил доктора за рукав халата и попросил его привести сюда офицера. Любого, но лучше из контрразведки. Военный врач капитан Яковенко, добрейшей души человек, начал было успокаивать Боровича, но потом посмотрел в его глаза и вышел.

Через полчаса в палатку заглянул поручик. Его фамилии Борович не знал. Офицер снял фуражку, пригладил волосы на темени и присел на край кровати раненого вольноопределяющегося.

– Ну и что у вас стряслось, господин Борович? – осведомился он.

– Видите ли, господин поручик… – Борович закашлялся, потом с мольбой посмотрел на офицера и спросил: – Скажите, жив капитан Измайлов?

– Трудно пока сказать с определенностью. Говорят, у него была сложная операция.

– Слава богу! – Борович с облегчением откинулся на подушку. – Я прошу вас, господин поручик, задержите вольноопределяющегося Юровского. Я дам показания и буду свидетельствовать в трибунале.

– В трибунале? Что стряслось?

– Юровский стрелял в командира во время последней атаки. Мерзавец!