Логово проклятых

– Черт с ним, с этим оптимизмом, – сказала женщина и поморщилась. – Я о другом. Понимаете, мы боролись за самое святое дело, за независимость Украины, хотели, чтобы она принадлежала нам и больше никому. А теперь что? Оказалось, что у нас нашелся новый хозяин, которому мы почему-то поклонились в ноги. Он готов залить кровью весь земной шар, в том числе и нашу Украину. Михаил, нам никто ничего толком не обещает, но мы уже помогаем, льем кровь, идем в армию Гитлера, чтобы уничтожать другие народы. А ведь все это никак, никоим образом не связано с независимостью Украины!..

– Стелла, подождите! – сказал Борович, взял женщину за руку и покосился на дверь.

Этот страстный монолог был для него такой неожиданностью, что он невольно стал задумываться, не провокация ли это, не проверка ли. Они со Стеллой почти никогда не говорили на политические темы, были рядом, но занимались своими делами и не обсуждали их, говорили о том, какая погода сейчас на Украине и как там хорошо, когда цветут сады. А вот сейчас старая знакомая открылась ему совсем с другой стороны.

То, что она говорила, было правдой, логичной и горькой. Да, большинство убежденных украинских националистов готово было вместе с Гитлером утопить в крови весь мир, лишь бы угодить своим целям и мифическим интересам. А Стелла вдруг заявила, что война против Советского Союза, кровь десятков миллионов граждан огромной страны – слишком большая цена за торжество их идеи.

«Ладно, бог с ней, с идеей. Но что Стелла знает про грядущие события? Много ли ей известно? Выходит, что она тоже не сомневается в том, что война вот-вот разразится.

Она знает даже о том, что я должен уехать. А Бандера сказал мне об этом лишь сегодня утром. Завтра, двадцать первого июня, мы покидаем Краков. Я не в курсе насчет того, куда именно нам придется отправиться.

Расспросить ее? Женщина в состоянии явного душевного упадка. Или это игра? Нет, Стелла никогда со мной не темнила. Это я играл с ней, когда добывал через нее информацию о делах в отделе пропаганды и на этом основании делал какие-то выводы о планах краковского центра ОУН.

Она мне нравится незаурядной силой характера, непреклонностью, верой в свою идею, – думал Борович, слушая пространные рассуждения подвыпившей женщины, теперь уже далекие от политики вообще и вопросов независимости Украины в частности. – Стелла чертовски хороша в этом образе. Да, по большому счету, она враг, но такой, которым можно любоваться, которого, как я теперь понял, можно и уважать за принципиальность. Беспринципный враг столь же противен, как и такой же друг. Будь все иначе, находись мы на одной стороне, я мог бы полюбить ее. А может?.. Нет, это совершенно немыслимо».

Из того, что ему смогла или захотела рассказать Стелла, Боровичу стало ясно, что центр перестраивает свою работу. Ее отдел полностью переключился на подготовку листовок, призывающих население Украины помогать вермахту.

Это было самое главное. Боровичу стоило больших усилий сидеть и улыбаться, когда Стелла фактически призналась ему в том, что краковский центр ОУН готовится к началу войны СССР и Германии. Она вот-вот полыхнет. Не осталось никакой надежды на то, что все обойдется. Гитлер уже не передумает, не станет договариваться со Сталиным.

Боровичу вдруг показалось, что в ногах у него лежит граната, у которой выдернута чека. Он сидел и ждал, когда истекут четыре секунды. Вот-вот, сейчас, еще мгновение!.. Внутри у него все холодело в ожидании неминуемого и страшного исхода.

Хорошо, что Стелла запретила ему провожать ее. Она встала и ушла сама. Борович не смог бы шагать рядом с ней и делать приятное лицо. Замечательно, что они остались друзьями, что женщина не изъявила желания остаться у него на ночь.

Потом Борович долго лежал с открытыми глазами и смотрел в темноту.

А утром в центр приехали немцы. Два грузовика вкатились в ворота, сделали круг по плацу и остановились. Длинный худой гауптман вылез из кабины на подножку. Он стоял на ней и наблюдал за своими солдатами.

Они опустили задний борт, выпрыгнули из кузова и под лающие команды унтер-офицеров побежали небольшими группами к штабу, к столовой и к воротам. Солдаты заняли там посты, перекрыли всякое движение. Теперь никто не мог ни войти в здания, ни выйти из них.

Через пару минут в поместье въехали две открытые легковые машины с офицерами. Два лейтенанта, майор и полковник неторопливо закурили. Они стояли посреди плаца, поглядывали в чистое голубое небо, дымили и о чем-то разговаривали.

Борович смотрел на такие вот дела из окна, расположенного на лестничной клетке, прикидывал, что это означало и какие могло иметь последствия.

Вот к немецким офицерам потянулись люди из центра. В сопровождении унтера подошел и Бандера. Ага, полковник даже руку ему протянул.

Значит, центр будет работать, но только командовать тут теперь станут немцы? Или они ограничатся внимательным присмотром за националистами, пока немецкие танки будут перепахивать гусеницами украинские поля?