Сэр Генри (улыбаясь). Я настолько душевно здоров, насколько это возможно, живя с Люси. (Улыбается.)
Генриетта улыбается, подходит к камину, стряхивает пепел в пепельницу.
(Кладет газету на столик, тревожно.) Знаете, Генриетта, меня всерьез беспокоит Люси.
Генриетта. Беспокоит? Почему?
Сэр Генри. Люси не понимает, что есть такие вещи, которых делать нельзя.
Генриетта (глядя в зеркало). Не совсем пони маю, что вы имеете в виду. (Приглаживает волосы.)
Сэр Генри. Она все время носится с разными вещами и забывает их где попало. Во всем свете нет женщины, которая бы так пренебрегала традициями губернаторского дома. (Вынимает из кармана трубку.) Жена губернатора колонии должна быть на одном уровне с мужем и поддерживать традиции. Но Люси! Ох, дорогая моя, что она вытворяла! Всякая субординация летела кувырком, когда она устраивали приемы, а это, дорогая моя, самое страшное преступление.
Генриетта поворачивается к нему. Он шарит по карманам в поисках кисета.
Она усаживала рядом самых заклятых врагов! Она устраивала такие дебаты вокруг прав цветного населения, что чертям становилось тошно. И, представьте себе, вместо того, чтобы переругаться друг с другом, все гости почему-то уходили от нас страшно довольные.
Генриетта берет с каминной полки жестяную банку с табаком, приносит сэру Генри.
О, благодарю вас! Это может только она — устроить сущий бедлам и при этом смотреть на всех и счастливо улыбаться. Со слугами то же самое: она доставляет им столько хлопот, а они просто обожают ее.
Генриетта. Я понимаю, что вы имеете в виду. (Садится на левый край софы.) То, что вы не станете терпеть ни от кого другого, вы воспринимаете совершенно нормально, если это делает Люси. Что это? Обаяние? Гипноз?
Сэр Генри (набивая трубку). Я не знаю. Она была такой с детства. Но, понимаете, Генриетта, с возрастом все это в ней лишь усилилось. Похоже на то, что она не знает никаких пределов. Мне кажется, что Люси выйдет сухой из воды даже после убийства.
Генриетта (поднимает комочек глины с ковра). Генри, дорогой, вы с Люси просто ангелы! Терпите здесь мое безобразие — я весь ковер заляпала глиной. (Несет комочек глины к столу и выбрасывает в корзину для бумаг.) Когда сгорела моя студия, я подумали, что мир обрушился на меня, что конец всему. Вы меня просто спасли, позволив перебраться к вам с моими работами.
Сэр Генри. Ну что вы, дорогая моя. Да мы гордимся вами! Я как раз читаю в “Таймс” статью о вас и вашей выставке.
Генриетта (подходит к столику, берет газету). Где?
Сэр Генри. На самом верху страницы. Вон там. Конечно, я мало чего понимаю в искусстве, но…
Генриетта (читая). “Самое значительное событие этого года…” Что за глупости! Ладно, пойду умоюсь.
Генриетта бросает газету на софу, берет с кресла свой фартук и торопливо уходит влево. Сэр Генри кладет газету и табакерку на столик, поднимает комочек глины с ковра и несет к корзине. Потом подходит к столику с напитками, берет спички. Слева входит Мидж Харви. Это невысокая молодая женщина, очень миловидная. Одета скромно. По ее виду ясно, что она испытывает денежные затруднения. Мидж добросердечна и отзывчива. Немного моложе Генриетты. В руках у нее чемодан.
Мидж (входя). Здравствуйте, кузен Генри.
Сэр Генри (оборачиваясь). О Мидж! (Подходит к ней, берет чемодан, целует ее.) Очень рад вас видеть.
Мидж. А я вас.
Сэр Генри. Как ваши дела?
Мидж. Убийственно хороши.
Сэр Генри. Надеюсь, вы не слишком утруждаете себя работой в вашем магазине?