Читаем Лобановский полностью

Резко выступил на собрании не подписавший заявление Решко. «В том, — сказал он, — что мы проиграли в четвертьфиналах Кубка чемпионов, чемпионата Европы и в полуфинале Олимпиады, на девяносто процентов виноват тренерский штаб. Игроки — на десять процентов. Тренеры увлеклись голой наукой и забыли, что футболисты — это живые люди и нуждаются в индивидуальном подходе. Лобановский и Базилевич почему-то решили, что мы — роботы. Но мы должны собраться коллективом, обсудить все ошибки и продолжить работу вместе. Потому что если бы не Лобановский и Базилевич, мы не выиграли бы ни Кубок кубков, ни Суперкубок, ни — даже! — бронзовые медали Олимпиады».

После собрания Онищенко набросился на Решко за то, что тот не подписал заявление. До серьёзной драки дело не дошло — обоих растащили в стороны партнёры. «Хочешь — уходи, — сказал в ответ Решко. — Кто тебя держит? А я хочу играть в этой команде. Считаю, что и тренеры должны остаться. Без них мы ничего бы не выиграли». Решко говорил об обоих тренерах — Лобановском и Базилевиче.

«В Конча-Заспе, — вспоминал Григорий Спектор, — состоялось разгромное собрание. Я чётко помню этот день. После обеда мы с Петрашевским вышли на улицу. Подъехал на машине Владимир Веремеев. Интересуюсь: “Как прошло собрание?” Он слегка замялся: “Плохо”. — “Что плохо?” — “Приняли решение убрать из команды Базилевича, Петрашевского, вас, Григорий Иосифович, и доктора Мал юту — за компанию”».

Но на следующий день Спектору домой позвонил Лобановский: «Ты почему не на работе?» — «Так меня же уволили!» — «Приезжай и работай». Доктора Малюту Лобановский тоже отстоял.

Утверждают, что сразу после того, как было объявлено об увольнении Базилевича, «Лобановский хотел уйти тоже, солидаризируясь с другом, но ему пригрозили привычной для тех времён фразой “тогда положишь партбилет на стол”», да и Базилевич посоветовал другу «не возникать». Однако утверждения эти далеки от истинного положения дел.

«Наверное, — рассказывал мне Лобановский, — после того как в результате конфликта был освобождён от должности Базилевич, я тоже мог хлопнуть дверью и уйти из киевского “Динамо”. И поступок этот никому бы не показался диковинным, наоборот, говорили бы: смотрите, какая солидарность. Опрометчивое решение всегда принять легче. Труднее — разумное, оптимальное. Мы пришли тогда к выводу, что в интересах дела мне необходимо остаться. От ухода пострадал бы не я — дело, которому мы отдали столько сил, в правоте которого были уверены и которое надо было продолжать самым серьёзным образом на той почве, на которой оно давало уже хорошие всходы».

То же самое говорил мне в августе 1976 года на пустой трибуне стадиона «Динамо» и Базилевич, резко сдавший, поникший оттого, что произошло. Мы обсуждали сложившуюся ситуацию после моего прилёта в Киев. Да, у Лобановского с Базилевичем был уговор — «вместе пришли, вместе уйдём». Но при обсуждении — они вдвоём сидели в квартире Лобановского — решили, что в ответ на увольнение Базилевича Лобановский не должен вставать в позу и настаивать на своём, в знак солидарности, уходе. Валерий пытался по доступным ему каналам вернуть всё на круги своя, но ему объяснили, что сделать это невозможно по двум основным причинам. Первая: руководители высокого ранга, курировавшие команду, дали обещание футболистам, пойдя в какой-то степени у них на поводу, убрать из тренерского штаба Базилевича, к которому у игроков было больше всего претензий по части несдержанности в отношениях с ними. Ирония и сарказм Базилевича воспринимались футболистами, особенно тогда, когда не было результата, как неуважение к ним. Вторая: Щербицкий решение уволить Базилевича и оставить Лобановского одобрил. Рычагов воздействия на тех, кто мог бы тогда сохранить тандем, уникальный не только для советского, но и для всего европейского футбола, ни у Лобановского, ни у Базилевича не было.

«Для нас этот договор — “вместе пришли, вместе уйдём”, — вспоминает Базилевич, — был более значимый, чем любой документ, скреплённый семью печатями. Но жизнь распорядилась иначе».

«Мог ли Лобановский не подчиниться и уйти вместе со мной? — задавал вопрос Базилевич через 37 лет после событий. — Или, если иначе, будь я на месте Лобановского, покинул ли бы “Динамо”? Сейчас я думаю, что да, покинул бы. Но как бы я на его месте поступил именно тогда — сейчас уже очень тяжело сказать. Слишком уж зависимыми были люди в нашей стране. Да и что говорить, мы не были борцами против советской системы. Мы всегда были профессионалами, делающими своё дело...»

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии