Читаем Лобановский полностью

Лобановский с Базилевичем не стали, как многим хотелось бы это видеть, врагами. Их отношения остались прежними — ровными и добрыми, и каждый из них всегда был уверен в помощи другого, когда одному из них приходилось трудно. «Наша дружба пережила и этот непростой этап и оказалась сильнее всех несправедливостей жизни, — говорит Базилевич. — Ответственность за разрушение нашего тренерского тандема лежит не на нас, а на тех руководителях, которые искали и находили “жёсткие компромиссы” в ЦК КПУ...» Они не разошлись тогда, а расстались: без обид и отрицательных эмоций.

И когда у Базилевича в середине 90-х годов возникли серьёзные проблемы с трудоустройством, Лобановский всё сделал для того, чтобы Олег Петрович приехал работать в Кувейт.

Состав на «Днепр» «бунтовщики» называли сами. До часу ночи накануне игры ходили по базе и обсуждали произошедшее. Ни о какой подготовке к матчу не было и речи. Вольница. Ходили разговоры о том, что некоторые динамовцы тот матч с «Днепром» «сдали». Онищенко уверен, что этого не было.

...Когда у Трошкина, попытка отчисления которого из команды и привела к бунту, поинтересовались, сколь долго в нём сидела обида на Лобановского, он ответил: «Что вы, какая обида?! Обижаться можно на человека, когда ты точно знаешь, что он не прав. Первопроходцев же, к когорте которых относится Валерий Васильевич, ни в чём обвинять нельзя. Тем более что он полжизни, наверное, вложил в тот состав. Кроссы бегал — с нами, за столом сидел — с нами, в парную ходил — с нами... Заражал фантастической верой в победу, которая в итоге оказалась достижимой: мы всё-таки выиграли еврокубки, вошли в европейскую клубную элиту. А какой у него характер, это, по большому счёту, никого из нас не должно было волновать».

Конфликта под названием «август-76» могло не быть только при одном условии — достижении серьёзного результата в каком-либо из трёх международных турниров.

Либо победа в клубном Кубке европейских чемпионов, либо выигрыш титула чемпиона Европы среди сборных, либо, наконец, золотые олимпийские медали в Монреале.

Не случилось ни одного, ни другого, ни третьего.

Конфликт между тем назревал начиная с января 1976 года. Он тлел. Не мог не тлеть. Мог при крупной победе не разгореться до такой степени, до какой, в конце концов, разгорелся, но не тлеть — не мог. Молодые тренеры, на ура пролетевшие с «Динамо» и сборной 1975 год (а с «Динамо» — и 1974-й), совершили, на мой взгляд, грубейшую ошибку, настояв на разделении чемпионата страны, всегда цельного и цельностью своей всем — публике, футболистам, командам — привычного, на два чемпионата, весенний и осенний.

Идею, лишённую, как потом выяснилось, здравого смысла и неудачам в немалой степени поспособствовавшую, Лобановский и Базилевич продвинули тогда легко, с «позиции силы». Тренерам поверили на всех уровнях.

Чем руководствовались Лобановский и Базилевич?

Во-первых, они поставили перед собой цель вообще перевести чемпионат СССР — раз и навсегда — на общеевропейскую схему «осень—весна», которая должна синхронизировать внутренний сезон с сезоном европейским.

Стоит заметить, что переход на эту формулу — уже в новейшей истории — российскому футболу ничего, кроме вреда, не принёс. По причине, прежде всего, абсолютной неподготовленности этого перехода в нашей, северной в общем-то, стране. Доходило до того, что в июле—августе в России в футбол не играли, зато интенсивно, тур за туром, проводили чемпионат во второй половине ноября — первой неделе декабря.

Во-вторых, Лобановский и Базилевич, фактически «выдернув» основной состав киевского «Динамо» (он же — основной состав сборной СССР) из весеннего чемпионата страны, к матчам еврокубка для клуба и к официальным встречам сборной готовились не через серьёзные календарные матчи внутреннего турнира, а через многочисленные товарищеские игры с не самыми, стоит признать, сильными европейскими командами. Так, считали они, — и переубедить их в тот момент никак не представлялось возможным, — можно было подготовиться гораздо лучше.

Бесконечные сборы, запредельные нагрузки, многонедельное отсутствие футболистов дома, слабые соперники в контрольных матчах, в большинстве случаев, можно сказать, второразрядные (не считать же иными болгарскую «Тракию», французскую «Берришони», швейцарскую «Этуаль Каруж»...), — весь этот набор пагубно сказывался на взаимоотношениях тренеров с футболистами: появились трещинки. С очевидной угрозой трансформации в трещины.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии