О столкновениях летучих русских и литовских загонов писал не только Курбский. В августе 1560 года Сигизмунд II в послании Ивану Грозному отписывал, что
Первая кровь шестой по счету русско-литовско-польской войны пролилась, однако Сигизмунд не стал форсировать события. Венденский инцидент был досадной не то чтобы случайностью, а неизбежностью, раз уж русские и литовские войска вошли в соприкосновение. Однако обе стороны молчаливо согласились не раздувать проблему. Иван рассчитывал на развитие успеха после взятия Феллина, а Сигизмунд тем временем неспешно дожимал Кеттлера и Вильгельма.
У магистра и рижского архиепископа выбор был невелик. Угроза со стороны Московита стала более чем очевидной, к разделу ливонского «наследства» подключился датский король, монарх Швеции точил зубы на Ревель и Северную Ливонию. В самой же Ливонии дела шли хуже некуда. Как писал Рюссов,
«Ливония пришла в жалкое состояние, так что многие земли, замки и города были разорены, все запасы земли истощены, число служивых и сановников крайне умалилось».
В этой критической ситуации Кеттлер, по словам Рюссова,
«счел самым лучшим передаться вместе с остальными землями и городами под защиту польской короны для того, чтобы московиту ничего не досталось».
Его давнишняя мечта разыграть ливонский аналог прусского сценария воплотилась в жизнь, но, увы, не в той форме, на которую он рассчитывал. План Сигизмунда сработал. Притесняемый Иваном Грозным, Кеттлер лишился каких-либо козырей в игре с королем. То же самое можно сказать о Вильгельме и рижских ратманах — единственное, на что они могли рассчитывать, так это выгадать себе хоть немного больше того, что был готов предоставить им Сигизмунд.
Последний меж тем, не стремясь форсировать конфликт с горячим московским государем, предпочел рубить кошке хвост по частям. Пока Вейссенштайн-Пайда держалась, король вынудил Кеттлера передать ему еще нескольких замков: Кокенгаузен, Роннебург, Венден, Вольмар, Трикатен, Гельмет, Эрмес и Каркус. В конце 1560 года в них были введены литовские наемные роты. Постепенно наращивая численность «ограниченного контингента литовских войск в Ливонии», к весне 1561 года король довел его до более чем 2000 конных и пеших бойцов в 11 конных и 18 пеших ротах.