Сказать, что в Москве были разгневаны такими действиями «брата Жигимонта», значит ничего не сказать. Еще по весне 1559 года в ответ на претензии Сигизмунда выступить в роли защитника и покровителя «княже бранденборского Вилгелма, арцыбископа ризского» Иван через своих дипломатов передал «брату», что «ливонские немцы извечные данщики государя нашего, а емлет с них государь наш со всякие головы по гривне по неметцкой ежегодов, и грамоты жаловалные государские у них есть по сколку им дани давати». И поскольку те «немцы» «и ныне не исправилися были в старых делех», то Иван «на них за то их неисправленье и за торговые неправды грозу свою на них положил, воевати их велел». Что же касается заявлений относительно покровительства над той или иной частью Ливонии, то Иван посоветовал поискать в перемирных грамотах и старых докончаньях, «естли они (ливонцы — прим. авт.) писаны в королеве стороне, что в них государю нашему не вступатися, ино то они королевы; а мы то ведаем гораздо, что они извечные данщики государя нашего». А на нет и суда нет — раз эти обязательства не зафиксированы в прежних русско-литовских соглашениях, то по какому праву Сигизмунд вмешивается в исключительно русско-литовские отношения?
Король тем временем продолжал гнуть свою линию, оставив заявление Ивана без внимания. В начале 1561 года в Москву прибыл очередной королевский эмиссар — Я. Шимкович. Он доставил Ивану грамоту с условиями, на основании которых король согласен был пойти на мировую. «И ты бы брат наш все тое, што межи нас нелюбовь множит, на сторону отложил, — писал Сигизмунд Ивану, — а о том помыслил, як бы межи панствы успокоенью статися, звлаща в земли Ифлянской, которой нам не годно переставать обороны чинить (выделено автором)».
Иван Грозный принимает литовских послов. Миниатюра из Лицевого летописного свода, т. 23Ответ Москвы на требование Вильно оставить Ливонию в покое был, естественно, отрицательным: государь наш взял свое, а не чужое; от начала та земля данная государей наших. Кстати говоря, эта позиция опиралась на прочный фундамент — ведь Юрьев-Дерпт был заложен в далеком 1024 году князем Ярославом Мудрым, пращуром Ивана Грозного, а новгородцы и псковичи брали дань с ливонских туземцев еще в те времена, когда о немцах и литвинах в тех краях и не слышали. Потому, продолжал Иван, «нечто похотят перемирья прибавити без Ливонские земли, ино с ним (с Сигизмундом — прим. авт.) о перемирье делати; а учнут в перемирье делати и о Ливонской земле, ино с ним перемирья не делати, а отпустити их (литовских послов — прим. авт.) без перемирья» по той причине, что, если «Ливонская земля ныне написати в перемирье, ино и вперед Ливонская земля с королем будет в споре (выделено автором)».
Этот фрагмент в послании Ивана Грозного литовскому «брату» подчеркнут не случайно. Московские дипломаты активно использовали в переговорах прецедентное право и приступали к работе, основательно вооружившись старинными грамотами и хартиями, в которых фиксировались те или иные права Москвы на оспариваемые земли. Потому-то московские переговорщики насмерть стояли за «единый аз», чтобы не дать другой стороне в будущем ни единого шанса. Очевидно, по той же причине в Москве оставили без внимания и туманные намеки на возможность полюбовного раздела Ливонии между двумя государствами.
Возвращаясь к обмену грамотами между двумя государями в конце 1560 — начале 1561 года, отметим, что Иван прямо и недвусмысленно заявил Сигизмунду, что он готов «промышляти бы ныне безпрестанно над теми ливонскими городы, в которых городах литовские люди». И ежели Сигизмунд «похочет за Ливонскую землю стояти», тогда и он, Иван, в свою очередь, будет «за нее стоить, как хочет».