– Знаю. – Ясно, что именно это она и имеет в виду. – Смешно, – добавляет Молли, – я всегда думала, что в конце концов вы с Сэмом будете вместе.
– Да ладно!
– Правда, – с улыбкой кивает подруга.
– Да ты с ума сошла.
– Ничего подобного. Мне всегда казалось, что ты ему подходишь гораздо больше, чем я.
– Ну, знаешь ли, противоположности притягиваются!
Она смеется.
– Похоже, так оно и есть.
И снова размышляю, а не сказать ли ей о Нейтане, но что-то меня удерживает. Какой смысл? В воскресенье я уеду, и все закончится.
Секунду Молли молчит, а потом вдруг спрашивает:
– Ты помнишь последнюю ночь в Сиднее?
– Какую, девять лет назад, что ли?
– Да.
Как я могла ее забыть? Это был День Австралии, 26 января 1998 года. Предыдущий год был омрачен гибелью принцессы Дианы и Майкла Хатченса[12], и фейерверки на Харбор-Бридж запускались в память о них. Красные, белые, синие, золотые, розовые, фиолетовые и зеленые искры брызгами разлетались над мостом и озаряли гавань. Красивее этого я отродясь ничего не видела. Мы с Сэмом и Молли вместе со всем Сиднеем отправились на Серкьюлар-Ки и нашли свободный уголок на крохотном клочке тротуара на Флит Степс, рядом с воротами Ботанического сада, напротив гавани. «А ведь это почти то же самое место, где завтра будет располагаться шатер», – с удивлением понимаю я.
Мы стояли рядом, Сэм – посередине, между мной и Молли, и смотрели на салют, испытывая эмоциональный подъем при звуках мелодий «Английской розы» – переделанной версии песни Элтона Джона «Свеча на ветру» – и «Нас никогда не разлучить» группы INXS, льющихся из многочисленных радиоприемников горожан. Той ночью мы с мамой ночевали в отеле в районе Рокс, а Молли и Сэм возвращались в Мэнли на пароме. Мы обнимались так, как будто видели друг друга в последний раз в жизни, и все трое плакали. Потом я, замерев в одиночестве на причале, наблюдала, как друзья садились на судно и махали мне с нижней палубы, пока работающие лопасти двигателя взбалтывали воды гавани.
Молли замолкает на мгновение, словно размышляя, стоит ли сказать то, что собиралась.
– Почему ты спрашиваешь? – уточняю я.
Она продолжает молчать. Я терпеливо жду, пока она заговорит. Наконец она смотрит на меня.
– Думаю, Сэм был в тебя влюблен.
– Что? – Я чуть не падаю с кровати.
– Мне кажется, он понял это после твоего отъезда. – Она выглядит расстроенной, и я не знаю, что ответить.
– Но в этом нет смысла – он никогда не испытывал ко мне особенных чувств!
– Думаю, все изменилось, когда он понял, что потерял тебя.
Не могу в это поверить. После всех лет выворачивающей меня наизнанку безответной любви… Оказывается Сэм испытывал ко мне что-то после моего отъезда?
– Он… – никак не могу спросить я.
– Нет, я так не считаю. – На лице подруги явно читается облегчение.
– Уф, – облегченно выдыхаю я. И понимаю, что совершенно искренне.
Молли придвигается поближе и обнимает меня за шею, а я благодарю счастливые звезды за то, что все сложилось именно так. Если бы я осталась, мы могли бы потерять нашу дружбу.
– Я на самом деле очень рада, что ты приехала. Даже не знаю, кого еще хотела бы завтра видеть рядом, – сдавленно признается Молли.
– Надеюсь, когда я буду выходить замуж, ты сделаешь то же самое для меня, – с трудом вымучиваю я слова, так как из-за объятий подруги едва удается дышать.
Если я вообще когда-нибудь выйду замуж.
А утром разверзся ад.
– Я хочу покататься на поезде! Я хочу покататься на поезде! – визжит Энди.
– Мы поедем на нем через пару часов, – в отчаянии убеждает ее Молли.
– Я хочу СЕЙЧАС!
– Энди, тебе стоит вести себя прилично, чтобы не портить Молли праздник, – жестко говорит дочери Шейла. Энди вырывает из рук матери расческу, швыряет через всю комнату, и та летит, чуть не задев вазу с цветами.
– Знаешь что? Я не разрешу тебе быть подружкой невесты, если ты не станешь вести себя как следует! – кричит Молли. – И у меня будет только Люси. Мне вполне хватит ее. У Сэма же только один шафер – его брат.
– Но я твоя сестра! – Нижняя губка Энди начинает подрагивать.
– Ну и веди себя тогда как сестра! – рявкает Молли.
– Тише, тише, – успокаивает обеих Шейла, отходя, чтобы подобрать улетевшую щетку.
– Хочешь, сделаю тебе прическу? – ласково спрашиваю я у Энди. – Заплести косу?
– Нет. Я хочу, чтобы меня причесывала мама! – Энди тычет пальчиком в Шейлу. Мы с Молли печально переглядываемся. И тут трезвонит дверной звонок, сообщая о приходе визажиста.
Спустя сорок пять минут, отпустив мастера, Молли встает перед зеркалом и внимательно себя рассматривает.
– Я похожа на КЛОУНА! – восклицает она.
– Молли, ничего подобного! – возражает Шейла.
– Похожа! Мне нужно умыться! – Она устремляется наверх, и Шейла умоляюще глядит на меня. Спешу за Молли. Она в ванной, чуть не плачет. Точно, визажист перешел все границы. Основа слишком темная, румяна чересчур яркие. Даже подводка на глазах Молли смотрится некрасиво.
Я по очень веской причине настояла на том, чтобы накраситься самостоятельно. Меня всегда интересовало, откуда человек, видящий тебя впервые, может знать, что будет для тебя лучше в один из важнейших дней в жизни?