Солнце же заслонила тень, не знаю, как я успел, но таки добил в нее остатки магазина. А затем кусач подмял меня под себя, прокатились с ним, уж не знаю, как я его смог ухватить за странные наросты на башке, напоминавшее рога, но теперь изо всех сил, до того, что казалось мышцы вот-вот лопнут от напряжения, сдерживал клацающую пасть, из которой несло дерьмом и какой-то дрянью, в считанных сантиметрах от своего лица.
Тварь же давила с силой гидравлического пресса. Неумолимо преодолевая мое сопротивление. Мозг лихорадочно просчитывал варианты. Отпусти любую из рук и мне хана, а не отпущу — не добраться до оружия. Но с руками я всего лишь отсрочиваю неизбежное. Мля!
Вот сто процентов, на роже кусача сейчас была ухмылка, злобная, торжествующая. И глаза, пусть и чуждые, но умные глаза, в которых был виден интеллект, точнее, его проблески. А у меня взгляд зараженного не вызвал ни обычной оторопи, ни дрожи, только давить, отжимать это дерьмо от себя дальше!
А сука издевалась! Она же могла в любой момент поставить точку в нашем противостоянии, лапой с когтями вжик. И все. Адьес амигос!
Ага, может!
Хер бы тебе, может она!
На месте верхних конечностей, не хочется даже называть эти млятские щупальца руками, проводя пусть и аналогию, но аналогию с человеком, хорошим или плохим парнем, но не таким уродом, как эта тварь! Вместо конечности, сейчас был всего лишь короткий обрубок, по самое плечо, из которого обильно текла кровь, и какая-то непонятная толи слизь, толи сукровица. Кто это его достал? Вторая же странно подогнута, будто изломанна.
Ну же сука!
И мне что с того, что у него нет рук? Или они повреждены, он меня в любом случае сильнее на порядок! Еще чуть-чуть и додавит, тварь! Сил не оставалось. Мышцы уже от боли стонали, говорили, все, хозяин, мы больше не можем!
Телепортируйся!
Телепорт!
Хер бы в рот, а не телепорт!
Не работает!
Мразь, какая же мразь!
Нуууу! Сукааа!
Понимая, что проигрываю, дурея и зверея от этого дыхания приближающейся смерти, я в невероятном усилии, подался головой вперед и впился зубами в незащищенную пластинами, небольшую область на горле твари, где оно соединялось с подбородком. Сжал челюсти так — вмиг заболели, а клыки хрустнули, и рот сразу наполнился чем-то горячим и жидким!
Чем-то? Кровью, мать его так, кровью этой паскуды!
Изо всех сил рванул шеей до хруста позвонков, совсем как недавно Хек, выдирая кусок зараженной плоти, и вновь впился. Грыз и грыз!
— Уррррг! Уррррг! — взревела над ухом уже обеспокоенно кусач.
И усилил нажим. Видимо понял, что время шуток закончилось.
Грохнуло где-то над головой. Башка зараженного сильно дернулась в руках, а меня мощный рывок поставил на колени.
Затравленно обернулся.
Мгновенное облегчение. — Третьяк!
В голове же твари сейчас красовалось, именно красовалось, здоровое такое отверстие. Палец можно затолкать при желании. Оттуда сочилась бурая жижа. Я осклабился довольно, и, наверное, безумно.
Крестный в руках сжимал уже виденный мной барабанный дробовик. Это все отметил как-то мельком, в голове звенело, я потряс ей. Постучал по каске.
— Люгер, Люгер, твою мать, — заорал на ухо крестный, вторым рывка поставил меня на ноги, — Ты пожрать решил?! Бери автомат, стреляй!
Я слышал слова, но смысл до меня не доходил. А в ушах гулкие удары пульса, неясный звон, и по периферии зрения радужные почти голографические иероглифы.
— Люгер! Твою мать! — и резко, вскинув дробовик, выстрелил почти у меня над ухом. Только, млядь, этого этого не хватало! Почти оглох на одно ухо. Звон!
Мудило!
Автомат?
Хана автомату!
Бросился бегом к телу Каспера, запинаясь обо всякий хлам и заплетаясь в ногах, будто пьяный. Поскользнулся на сгустке крови, свалился, и спину вновь обожгло такой болью — завыл, а из глаз брызнули слезы. Вскочил, хватая автомат одной рукой. Вырвал из залитого кровью подсумка два магазина. Перезарядился. Обернулся.
Бардак лежал кверху колесами. С противоположной стороны от меня, возвышалась туша трехметрового элитника, которому отчего-то не понравился еще и «Тигр». Долбанул по нему мощными лапищами так, что тот со звуком сминаемого металла и каким-то железным скрипом, оторвался от земли, но всего сантиметров на пятнадцать, покатился, врезался в «Тайфун», последний, едва удержался на колесах, а в бронированной стали появилась заметная вмятина.
Дальше же было мать его так — явление. Нет не так. Явление! «Явление» с большой буквы, с больших букв.
Иссиня-черный дым стелился по асфальту, что-то там горело, отсюда было не видно, и вот из этой завесы неспешно, даже с некой ленцой, вышагнул Гранит. Его руки были пусты, автомат висел на груди стволом вниз. Командир, с каким-то хищным оскалом пошел прямо на жемчужника. И вышагивал так, будто в долбанном голливудском боевике, но мать его так, я успел оценить красоту момента.