Проехали еще десять километров. Светлеет. Туман спал. Вдруг впереди тарахтит по большаку подвода, а на подводе пятеро немцев. Они увидели нас, повернули - и через раскисшую пашню к реке. Танками туда идти рискованно, можно увязнуть. Пристрелить жалко - хочется пленных добыть. И вот мы за ними бегом. Целый километр бежали. Они открыли огонь, мы отвечаем, но бьем осторожно, чтобы не попортить их. Все ж таки один напоролся на пулю, другой убежал, а троих мы сгребли. Из этих трех один был в офицерской фуражке, и знаки у него - череп и кости, значит, эсэс, а те двое - вроде так себе, обыкновенные солдаты в пилотках и маскировочных халатах, но на войне по одежде о человеке судить не положено - мало ли кто как одеться может!
Ну, мой Федоров тут же начинает допрос. Поговорили мы с ними откровенно, скажешь, мол, неправду - душа из тебя вон, сам понимаешь время военное. Мой эсэс сразу понял и тут же раскололся: мы, говорит, все трое - офицеры из дивизии "Адольф Гитлер", вели разведку. "А что в Бучаче?" В Бучаче, говорит, полным ходом идет эвакуация тылов дивизии, грузятся в эшелон. Стоит заслон - два танка, четыре орудия и пехота. Я его еще раз предупреждаю русским языком: если соврал - голова с тебя долой, поеду в Бучач, сам проверю и в случае чего тебя найду. Побледнел мой эсэс, но клянется, что чистую правду сказал. Я посадил этих трех голубчиков на танк к Висконту и отправил их в разведотдел корпуса, а Висконту сказал: "Смотри, отвечаешь за этот трофей головой, чтоб никаких там несчастных случаев в пути не было. И возвращайся быстрей, догонишь меня на подступах к Бучачу".
Иду дальше одним танком. На броне со мной одиннадцать автоматчиков и один сапер; петляем проселками, оврагами, большак все время держим под наблюдением. Два раза перехватывали колонны грузовиков и подвод, малость подавили их и постреляли. Немцы разбегались, но мы их уже не ловили: торопились в Бучач. Километра за три до города сделали небольшой привал в лесочке, ждем Висконта, а тем временем мои сорванцы Никитин, Ныриков, Сидоров и Жариков отправляются в пешую разведку. Пошли они лощинкой к реке, оттуда пробрались в город, поговорили с жителями, сами осмотрелись. Возвращаются - подтверждают: не соврал эсэс, действительно стоят в засадах два легких танка и четыре орудия, а на станции грузится в эшелон понтонный батальон. Жариков даже рассмеялся: не тот эсэс нынче пошел, разве в сорок первом году такие были? Его, бывало, хоть стреляй - никогда правду не скажет...
Тут подъехал Висконт, он нас по следу гусениц нашел. Привез приказ: ворваться в город, занять переправу и удержать, а если подойдут крупные силы противника, - переправу уничтожить и отойти. Принимаю решение: с танком Васильченко врываюсь в город, а Висконт делает панику, ведя огонь с разных позиций по кладбищу, где стоит немецкая артиллерия, - пусть думают, что город атакует целая бригада!.. Так и сделали.
Висконт подавил пушки, а Васильченко с ходу зажег оба легких танка для его пушки это была нетрудная работа. Мчимся прямо на вокзал, хотелось перехватить эшелон, но он мне только хвост показал. Такая меня взяла досада, и сказать невозможно.
Летим к переправе - слава богу, цела. Немцы ее минировали, но взорвать не успели. Выставляю караул, а сам с танком к зданию жандармерии: жители говорили, что там в подвале - заключенные. Оставил двоих автоматчиков у танка, а с остальными в помещение и прямо по лестнице - в подвал. Смотрю, дверь заперта, но в ней ключ торчит... Наверное, хотели вывести заключенных на расстрел, да услышали шум нашего танка и драпанули. Может, дверь минирована?.. Глянул мой сапер, нет, говорит, можно открывать. Распахнул я дверь, а там людей столько набито, что они только стоять могут, так прямо на меня крайние и упали. Многие уже без чувств: дышать там нечем.
Кричу: "Кто здесь коммунисты, выходи!.." Выходят тридцать человек... Подгорбунский сделал паузу, достал из кармана затрепанный блокнот, полистал его и строго сказал: - Ты пиши, пиши - это же для истории!.. Серебровский, Грицан, Татамель, Коробовский, Крупец, Чековец, Канатеев, Шандурский, Орлова, - я этим людям дал сразу винтовки, брошенные гитлеровцами, и сказал: теперь вы отвечаете перед советским командованием за порядок в городе, а комендантом у вас пока что будет мой ординарец Власов. Они к нам - целоваться, обниматься, плачут, а я им говорю: потом, потом будем обниматься, а сейчас начинайте прочесывать город - улицу за улицей, может, где-нибудь гитлеровцы притаились... Потом собрал митинг, сказал населению речь, так, мол, и так, гитлеровцы изгнаны отныне и во веки веков, и теперь будет у вас Советская власть... - Подгорбунский тихо рассмеялся: - Вот бы сказали мне до войны, что я буду на митингах говорить, - ни за что бы ни поверил. Чему только солдат на войне не научится!..