«Самое плохое и непозволительное в вашей работе состоит в отсутствии связи с армией Парсегова (40-я армия) и танковыми корпусами Мишулина и Баданова. Пока вы будете пренебрегать радиосвязью, у вас не будет никакой связи, и весь ваш фронт будет представлять неорганизованный сброд. Почему вы не связались с этими танковыми корпусами через Федоренко? Есть ли у вас связь с Федоренко?[38]»
1 июля начальник Генерального штаба генерал-полковник А. М. Василевский по поручению Сталина передавал командующему Брянским фронтом, что Ставка недовольна тем, что
«некоторые танковые корпуса перестали быть танковыми и перешли на методы боевых действий пехоты — примеры: Катуков вместо быстрого уничтожения пехоты противника в течение суток занимался окружением двух полков, и вы, по-видимому, это поощряете; второй пример с корпусом Павелкина — отход 119-й отдельной стрелковой бригады заставляет кричать командира танкового корпуса об обнажении его фланга. А где же танки? Разве так должны действовать танковые соединения?..[39]»
И так — изо дня в день…
Такое прямое вмешательство сверху, конечно, не всегда было эффективным; иной раз оно нарушало нормальное развитие военных действий, за которое нес ответственность штаб фронта. И все же подчеркнутый интерес Центра к использованию танковых соединений свидетельствовал о том, что в Москве с ними связывают далеко идущие расчеты. Именно танковые войска были призваны стать главной ударной силой Советской Армии, которая должна была в значительной мере решить исход войны.
Чем дальше, тем быстрее развертывалось производство танков, формировались новые и новые танковые соединения. Они становились все более мощными, и число их возрастало. И хотя после описанных мною трудных боев под Землянском в Москве приняли решение расформировать 5-ю танковую армию, как «слишком громоздкое объединение», сама жизнь всем ходом событий подсказывала, что именно танковым армиям принадлежит будущее.
В это твердо верил и Михаил Ефимович Катуков. Когда ранним июльским утром 1942 года мы расставались с ним — я должен был возвращаться в Москву, — он сказал мне, как-то сердито глядя в сторону, словно там сидел некий невидимый оппонент, с которым он полемизировал:
— Запомните хорошенько и зарубите на носу: Берлин возьмут штурмом танковые армии. Да-да, танковые армии. Конечно, они будут действовать не одни. Самый тяжелый труд выпадает на долю нашей великомученицы матушки-пехоты, она откроет нам путь.
Многое сделает и артиллерия. Еще больше — авиация. Но решающей силой будут танки. И они должны будут наносить массированные — именно массированные! — удары. Они пойдут целыми полчищами — по нескольку сот, может быть, по тысяче машин. Только так можно будет завоевать победу в этой проклятой войне. Такой вывод сделал из нынешних боев каждый здравомыслящий танкист, и я думаю, что с нами согласятся и в Ставке.
Помедлив, он добавил:
— Я надеюсь, когда мы встретимся с вами в следующий раз, у нас будет о чем поговорить на сей счет…
В середине августа 1942 года 1-й танковый корпус после боев западнее Воронежа, послуживших хорошей воинской школой для катуковцев, был выведен в резерв. К этому времени было ясно, что планы германского генерального штаба, связанные с этим районом театра военных действий, потерпели провал. После войны об этом достаточно откровенно заявил западногерманский военный историк, бывший командующий армией генерал Типпельскирх:
«5 июля вторая армия подошла к Воронежу и двумя днями позже после ожесточенных боев захватила плацдарм на противоположном берегу Дона. Затем ей пришлось выдержать сильные контратаки русских с фронта и с северного фланга. Левое крыло наступающих немецких войск было уже остановлено ожесточенным наступлением русских, которые всеми силами стремились помешать продвижению немцев за Дон».