Люди сороковых годов

Нанятый мною на вечер извозчик, когда я спросил его, знает ли он, где живет инженер Захаревский, в удивлении воскликнул:

- Как не знать-с, помилуйте! - И потом, везя меня, прибавил: - У них свой дом-с, и отличнеющий!

Дом в самом деле оказался отличнейшим; в сенях пол был мозаик; в зале, сделанной под мрамор, висели картины; мебель, рояль, драпировки - все это было новенькое, свеженькое.

Инженер встретил меня с распростертыми объятиями. Старший Захаревский был уже у брата и рассказал ему о моем приезде.

- Мы решительно встречаемся с вами нечаянно, - говорил инженер, ведя меня по своим нарядным апартаментам, - то у какого-то шулера в Москве, потом вдруг здесь!

Мы все уселись в его хорошеньком кабинете, который скорее походил на кабинет камелии, чем на кабинет мужчины.

Я забыл сказать, что оба брата Захаревские имеют довольно странные имена: старший называется Иларион Ардальоныч, а младший - Виссарион Ардальоныч. Разговор, разумеется, начался о моей ссылке и о причине, подавшей к этому повод. Иларион Захаревский несколько раз прерывал меня, поясняя брату с негодованием некоторые обстоятельства. Но тот выслушал все это весьма равнодушно.

- Нечего делать!.. Надобно подчиняться... - говорил он.

- В том-то и дело, - возразил старший Захаревский, - что у нас нередко хороших людей наказывают, а негодяев награждают.

- Ну, где ж, - произнес Виссарион Захаревский, - и негодяев наказывают... Конечно, это странно, что человека за то, что он написал что-то такое, ссылают! Ну, обяжи его подпиской, чтобы он вперед не писал ничего подобного.

На этих словах какой-то писец или солдат доложил ему, что пришел подрядчик.

- Пожалуйте сюда! - вскрикнул Захаревский на весь свой дом.

В комнату вошел рыжий подрядчик.

- Счет принес?

- Принес!

И подрядчик подал Захаревскому исписанный лист. Тот просмотрел этот лист, помарал в нем что-то карандашом, прикинул несколько раз на счетах и, написав вышедшую на них сумму на бумаге, подал ее подрядчику.

- Извольте получить-с! Тысячу рублей скидки.

У подрядчика и рожа вытянулась и глаза забегали.

- Многонько, ваше высокоблагородие, - проговорил он каким-то глухим голосом.

- Не маленько ли скорей? Не маленько ли? - возразил ему уже громкой фистулой Захаревский.

Подрядчик глубоко-глубоко вздохнул, потом вдруг, как бы собравшись со всем своим духом, произнес:

- Так работать нельзя-с, я не возьму-с - вся ваша воля.

- Не бери, - проговорил ему и на это совершенно хладнокровно Захаревский.

- Да как же браться-то так, помилуйте, ваше высокоблагородие! - почти вопил подрядчик.

- Никто тебя не заставляет, на аркане не тащат! - проговорил Захаревский совершенно развязным тоном.

- Ах ты, боже ты мой! - произнес почти со стоном подрядчик и точно с каким-то остервенением взял из рук Захаревского перо и расписался на счету.

- Прощайте-с, делать нечего, - прибавил он и с понуренной головой, как бы все потеряв на свете, вышел из комнаты.

- Фу, вот пытку-то выдержал! - произнес по уходе его Захаревский взволнованным уже голосом.

Я и брат его взглянули на него с удивлением.

- Заметь этот шельма по моей физиогномии, что у меня ни одного нет подрядчика в виду, он не только бы не снес тысячу, но еще накинул бы.

- А у тебя разве нет в виду других? - спросил его брат.

- Ни единого! - воскликнул инженер. - Сегодня все они в комиссии нахватали работ и за пять рублей ни одного человека в день не дадут.

Странные и невеселые мысли волновали меня, пока я все это видел и слышал; понятно, что оба брата Захаревские были люди, стоящие у дела и умеющие его делать. Чем же я теперь посреди их являюсь? А между тем я им ровесник, так же как ровесник и моему петербургскому другу, Плавину. Грустно и стыдно мне стало за самого себя; не то, чтобы я завидовал их чинам и должностям, нет! Я завидовал тому, что каждый из них сумел найти дело и научился это дело делать... Что же я умею делать? Все до сих пор учился еще только чему-то, потом написал какую-то повесть - и еще, может быть, очень дурную, за которую, однако, успели сослать меня. Сам ли я ничтожество или воспитание мое было фальшивое, не знаю, но сознаю, что я до сих пор был каким-то чувствователем жизни - и только пока. Возвращаюсь, однако, к моему рассказу: по уходе подрядчика, между братьями сейчас же начался спор, характеризующий, как мне кажется, не только их личные характеры, но даже звания, кои они носят. Старший Захаревский передал мне, что он виделся уже с губернатором, говорил с ним обо мне, и что тот намерен был занять меня серьезным делом; передавая все это, он не преминул слегка ругнуть губернатора. Младший Захаревский возмутился этим.

- За что ты этого человека бранишь всегда? - спросил он.

- За то, что он стоит того! - отвечал Иларион Захаревский.

- Чем стоит!

- Всем!

- Чем же всем? Это ужасно неопределенно!

- А хоть тем, что вашим разным инженерным проделкам потворствует, а вы у него за это ножки целуете! - проговорил резко прокурор и, встав на ноги, начал ходить по комнате.

Инженер при этом немного покраснел.