Люди сорок девятого (СИ)

- Тебе нравится Смит, - не сдавалась та, - ну, а мне - этот парень. Он тоже недавно в этом городе, и мы о нем знаем ровно столько же, сколько о своем драгоценном соседе, так почему должны делать различия?

Морган слабо улыбнулся. "Бойкая леди..." - подумал он.

Спор продолжался, но уже тише. Внезапно голоса умолкли, раздались быстрые спускающиеся шаги.

- Люсьен, - женский голос звучал за дверью, - возьми Мари и идите играть на улицу. Сколько можно повторять, что у нас в доме больной человек, ему необходимы тишина и покой. Идите, только оденьтесь теплее - ветрено сегодня. Жаклин, принеси и согрей молока, пожалуйста.

Дверь отворилась, а затем резко захлопнулась за маленькой блондинкой в синем шерстяном платье, в руках ее был таз и бинты. На лице леди были написаны негодование и ярость, но как только она увидела, что Морган очнулся, ее пухлое лицо осветила удивительно добрая улыбка, от которой сразу потеплело на душе парня, и вся тревога куда-то улетела. На щеки женщины возвратился румянец, утраченный, вероятно, в процессе препираний с мужем. Ей было на вид около сорока, и в глазах - затаенная грусть и боль прожитых лет. Моргану вдруг показалось, что он знает ее уже много лет и что часто бывал в этом доме. На мгновение воскресли полузабытые мечты о доме в Коннектикуте на берегу озера - безопасной гавани, территории абсолютной свободы, где им с Джеком ничего бы не угрожало, где бы разорвался наконец круг насилия и не надо было больше никого убивать. Расплывшись в ответной улыбке, Морган не мог удержаться и пробормотал одну из немногих немецких фраз, которую знал:

- Danke schon.

Улыбка женщины стала шире, и она начала что-то быстро говорить ему по-немецки, но потом остановилась, увидев смущенный взгляд Моргана.

- Я говорить по-английски, - сказала она. - Не очень хорошо. Schlecht.

- А я почти не знаю немецкий, - прошептал Морган, - французский, впрочем, еще хуже.

- Gut, - женщина села на стул возле его кровати, поставив таз на тумбочку. Она старалась говорить медленнее и четче, подбирая самые простые слова, в произношении которых была уверенна:

- Я - Мария Черрингтон. Ты шуметь. (Она слегка постучала в окно.) Ты быть плохо. Sehr schlecht.

- Ish habe... seiten stechen, - поморщившись от внезапно выстрелившей боли в боку, пробормотал парень и, усомнившись, что правильно передал смысл, добавил: - Бок болит.

- Ты говорить английский. Я понимать. Мои дети хорошо говорить, быстрее учиться. Я нет. Я говорить с детьми и мужем немецкий, так проще, но мало практики в английском, - сказала женщина. Она откинула угол пледа, приподняв Моргана, помогла ему сесть и аккуратно размотала бинты, отмочила их там, где запеклась кровь, причинив минимум боли.

- Gut, - кивнула "миссис Черрингтон", как уважительно называл ее в мыслях Морган. Он взглянул. Действительно, рана была чистой и уже начала затягиваться. Вероятно, он пробыл без чувств несколько дней.

- Ты хорошо делать - приложить мох. Moos. Verstehen sie?

Морган кивнул. Миссис Черрингтон поменяла ему повязку, продолжая говорить:

- Ты потерять кровь. Слишком много. Несколько дней быть без сознания. Я бояться воспаление легких, но обходиться так.

Дверь открылась, заглянула девочка лет десяти.

- Мама, - сказала она, - у нас молока нет. Сходить к мистеру Ринкеру?

- Я сама схожу, - ответила женщина, снова укладывая Моргана. Она встала, собрала старые бинты, подхватила таз и вышла, шурша юбками, осторожно прикрыв за собой дверь. Морган устало откинулся на подушку. "Эта женщина тоже откуда-то пришла, проделав, должно быть, неблизкий путь... Все мы откуда-то пришли... и куда-то идем. И у всего этого, наверняка, есть особая цель... Только вот какая?"

* * *

Когда миссис Черрингтон вышла из дома, ветер почти стих и снег перестал, оставив после себя небольшие сугробы, прибитые к тротуару, да слегка посеребренные подветренные стены домов. Мари, весело смеясь, сгребала руками не смерзшиеся, не желавшие лепиться снежинки, из-за дома выбежал сын соседей - Билли, за ним - Люсьен.

- Мама! - крикнул он по-немецки, увидев миссис Черрингтон. - Я пойду к Билли, можно?

- Только на час. Не больше, - ответила она. - К обеду быть дома! И чтобы никуда не лазили!

Увидев мать, Мари отряхнула руки и, подбежав к миссис Черрингтон, потянула ее за юбку.

- Я хочу леденец!

- Ладно, - миссис Черрингтон взяла ее за руку. - Люсьен, ты меня слышал?