Читаем Люди как реки полностью

С тех пор он живет, как в засаде, в постоянном напряжении всех своих сил, придирчиво следя за каждым движением Белова, сомневаясь в каждом его успехе, беззастенчиво радуясь каждому промаху – все никак не может смириться с утратой власти, уверенный, что досталась она недостойному, надеется отыграться, готовится исподволь.

Оттого сложились меж ними отношения дружбы-вражды – отношения неравноправные, в которых сильной стороной был, бесспорно, Раскатов, а Вадим Иванович лишь пассивно ожидал подвоха, вздыхал и хмурился.

И все же Белов надеялся, что пройдет время и вернется дружба, а с нею вернется слава училища, о которой они когда-то вместе мечтали. Подлинная слава, не отчетная.

Рядом с Раскатовым утонул в кресле Володя Артемьев, физрук. Вытянул на полкомнаты длинные сухие ноги в ярко-синих тренировочных брюках, запрокинул на спинку тяжелую коротко стриженую голову, уставился в одному ему видимую точку на потолке.

Его обветренное кирпичного цвета скуластое лицо невозмутимо, весь он мощен и ладен, скор на слова и поступки, предельно краток, прямолинеен. Все его мысли, знал Вадим Иванович, обращены на собственное тренированное тело, подчинены единому, давно устоявшемуся режиму труда и отдыха.

С Володей Вадим Иванович дружит. По душе ему этот сильный надежный парень, делающий первые шаги взрослого самостоятельного человека. Особенно сблизились они, когда в тень отошел Раскатов.

Время от времени они, не сговариваясь, ударяются в загул – отправляются в кафе-мороженое на Большом проспекте, сидят вечер напролет за столиком в углу. У них свое кафе и свой столик, их там знают, к ним давно привыкли. Володя ковыряет ложечкой очередную порцию мороженого, единственное, к чему он неравнодушен и по-детски алчен, а Вадим Иванович выпивает бутылку сухого вина. Они говорят неспешно, переспрашивая один другого, если что непонятно, – времени у них вдоволь, любопытство друг к другу неиссякаемо.

Иногда Володя вспоминает свою спортивную жизнь, если уж очень в духе. Рассказывает о чужих землях, где ему довелось побывать и которые ничего не оставили в памяти, кроме очередного оглушительного успеха или досадной неудачи. Он говорил: «Это было в Мексике. Я выиграл легко». Или: «Это было в Париже, Франция. Я подвернул ногу на разминке и на финише был вторым». Или: «Это было в Нью-Йорке, Соединенные Штаты. Было очень холодно, мне, как никогда, повезло…»

Вадима Ивановича не устраивала такая краткость, он выспрашивал подробности. Иногда удавалось Володю разговорить, и тот вспоминал такие мелочи, которые, казалось, не могут удержаться в памяти сосредоточенного на своих переживаниях бегуна на длинные дистанции…

Белову нравились сборища в его кабинете на большой перемене. Здесь, в атмосфере взаимной приязни, на душе становилось спокойно, напряжение четырех часов занятий отходило. Он наблюдал коллег, притихших, сосредоточенных на отдыхе, кратковременном и необходимом для дальнейшей жизни и труда. Даже, зычные преподавательские голоса звучали здесь приглушенно и мягко – расслабленно. Все двигались плавно, сидели чинно, откинувшись на спинки кресел, никто никого не теребил, не задевал.

Он часто задавал себе вопрос: отчего так, ведь не все ладно между ними, не каждый в других условиях усядется рядом с иным коллегой, а уж говорить мирно и вовсе не станет. Здесь же все они словно преображались, ни одного сосредоточенного на своем лица, ни одного резкого слова. Он отвечал самому себе: так выглядит защитная реакция людей, измотанных постоянным напряжением, и, конечно же, молчаливый уговор не лишать друг друга возможности в эти короткие минуты немного прийти в себя – расслабиться…

Отворилась дверь, в кабинет вошел Вересов.

– Ты где это пропадаешь? – спросил Белов. – А, Юрий Андреевич?

– Дежурил, – сдержанно отмахнулся тот.

– Ну и как?

– Гонял курильщиков. Чердачную площадку заплевали…

– Я же говорил… – начал, было, Вадим Иванович, но, перебив его, зазвенел телефон. Все поднялись со своих мест, как по команде, разобрали журналы, вышли.

Белов снял трубку – молчание.

– Говорите, – сказал он.

– Здравствуй, дорогой, – раздался незнакомый голос с кавказским акцентом.

– Представьтесь, пожалуйста, – попросил Белов.

– Конечно, конечно, – сказал голос, умерив напор. – Действительно, сначала нужно представиться, извини, не подумал. Представляюсь: Юрий Автандилович Папава. Начальник отдела кадров городского комитета по профтехобразованию. Весной от вас поступила заявочка на вакантные должности мастеров производственного обучения. Приступаю к ее исполнению. Первый кандидат на должность мастера сидит передо мной. Зовут: Викторов Борис Абрамович. Закончил наш техникум – последний выпуск. По оценкам середнячок, но парень молодой, умненький. Специальность: подготовка сборщиков и монтажников радиоаппаратуры и приборов. Тема ваша. Как поступим? Будете думать или сразу договоримся? Учтите, эти ребята нарасхват. В понедельник он готов выйти на работу. Устраивает?

– Вполне. Почему не сразу?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Живая вещь
Живая вещь

«Живая вещь» — это второй роман «Квартета Фредерики», считающегося, пожалуй, главным произведением кавалерственной дамы ордена Британской империи Антонии Сьюзен Байетт. Тетралогия писалась в течение четверти века, и сюжет ее также имеет четвертьвековой охват, причем первые два романа вышли еще до удостоенного Букеровской премии международного бестселлера «Обладать», а третий и четвертый — после. Итак, Фредерика Поттер начинает учиться в Кембридже, неистово жадная до знаний, до самостоятельной, взрослой жизни, до любви, — ровно в тот момент истории, когда традиционно изолированная Британия получает массированную прививку европейской культуры и начинает необратимо меняться. Пока ее старшая сестра Стефани жертвует учебой и научной карьерой ради семьи, а младший брат Маркус оправляется от нервного срыва, Фредерика, в противовес Моне и Малларме, настаивавшим на «счастье постепенного угадывания предмета», предпочитает называть вещи своими именами. И ни Фредерика, ни Стефани, ни Маркус не догадываются, какая в будущем их всех ждет трагедия…Впервые на русском!

Антония Сьюзен Байетт

Историческая проза / Историческая литература / Документальное