Было удивительно, сидя на плоту, из которого торчали недорубленные сучья, обсуждать философские вопросы с представителем чужой, дикой и, чего греха таить, весьма жестокой расы. Но то, что такой дикарь, каковым, без сомнения, являлся Хзюка, выросший и воспитанный в очень суровых условиях, способен многое понять, пусть и в упрощенной форме, поражало.
— Да, — сказал Мартин. — Универсальны законы развития разума, и все тут
— Какие законы?
— Законы разума.
— Какой там разум! У меня сейчас голова гудит, будто ррогу хвостом огрел, — признался Хзюка. — Давай пока не говорить о сложном.
— Давай, — согласился Мартин. — Надеюсь, у нас еще найдется время.
Он замолчал, с удовольствием вдыхая свежий воздух.
Ночь выдалась ясной, прохладной, но не холодной. Далеко впереди белели зазубрины Драконьего хребта, среди которых хорошо различался рдеющий вулкан Демпо, своеобразный маяк Южного Поммерна.
Ближе в свете звезд различалась пологая равнина с рощами осин и берез. Никаких тебе чешуйчатых стволов, пышущих зноем оврагов. Нет тяжелого дурмана сохнущих папоротников. Нет и многочисленных любителей тобой полакомиться либо наспех закусить. Вместо всего этого — прохлада, плеск воды, запах черемухи. И обманчивое ощущение покоя, безопасности. Как на далекой, обжитой и ухоженной Земле, где ночи давно уж перестали таить угрозу. Как и здесь, на Терранисе, но только севернее, за Громозером и за Драконьим хребтом. В местах, обжитых людьми. Там, где стараются побольше добыть пищи, вместо того чтобы за нее драться.
Очень хотелось оставить все подвиги и приключения позади. В беспощадном, грубом, горячем и горячечном Ящер-ленде. Хватит. Набегался, напрыгался, навоевался. Намиссионерствовался. Дьявол-Кричащий-в-Ночи весьма желал отставки. Но как раз сильные желания удовлетворяются не часто. Вероятно, потому, что иначе можно разучиться желать.
Половина ночи уже миновала, когда из-за поворота реки послышалось ржание. Хзюка окаменел.
— Что это, Мартин? — прошептал он, осторожно, без всплеска вынимая весло из воды.
— Так кричат лошади
— Кто такие лошати?
— Это наши шуссы.
— Значит, впереди воины? -Да.
— Высадимся на берег?
— В лапы хачичеев?
— Мы высадимся на другой.
— Откуда ты знаешь, что на другом никого нет?
— Ниоткуда. Но что-то надо делать. Мартин на секунду задумался.
— Хзюка! Ложись и не двигайся. Попробуем проскользнуть.
Хзюка мгновенно распластался на мокрых бревнах. Тетива на его луке уже была натянута. Да, подумал Мартин, трудно быть оптимистом, если рядом нет кого-нибудь вроде Хзюки. Настоящее всегда принадлежит скептикам и практикам. Оптимистам достается одно лишь будущее.
10. АРМИЯ — ЭТО ВАМ НЕ МЕД СТАКАНУ!
И вот пришли повестки. Вечером призывники пошумели, покуролесили, но в меру. Слишком еще свежи были две могилы. В одной лежала Каталина, а во второй — все то, что осталось от несчастного Тео. Так что наутро и голова-то ни у кого не болела.
Правда, выспались не все. Иржи полночи просидел на берегу против мельницы. Темной, с запертыми ставнями, глухой какой-то. Вспоминал, вздыхал, горюнился. Но вдруг прибежал Бернгардт, полез лизаться, ну и все настроение перебил, псина. А прогнать — рука не поднялась. Уж очень Иоганнов пес ценил человеческое общество после того, как полюбовался драконом, причем особо выделял Иржи. Что-то он понял, что-то изменилось в собачьей голове; при каждом удобном случае Бернгардт стремился сразу и полностью выразить всю силу своей солидарности любому подвернувшемуся теплокровному существу. Но, кроме кошек, его миской беззастенчиво пользовались еще и вороны.
— Все, испортилась собака, — говорил Иоганн. — Очеловечилась. Блаженный Бернгардт...
Следующим утром Иоганн отвлекся от починки дома, усадил защитников отечества в казенную подводу да и свез сердешных на сборный пункт. А располагался тот сборный пункт в деревне Геймель, куда зерно возили на помол.
Там они застали десятка полтора местных новобранцев. Один за другим подошли еще несколько парней с отдаленных ферм. Наконец притопала целая команда из пограничной деревни Прешер, восточнее которой начиналась уже федеральная земля Остланд, территория соседнего военного округа.
Побросав свои котомки на землю, распаленные и не совсем трезвые прешерманы окружили колодец. Лица многих цвели свежими ссадинами да синяками — прощальными отметинами жезьеров. Никто уж и не помнил первопричины застарелой вражды между Прешером и Жезье, пограничными деревнями двух соседних федеральных земель, но власти не могли покончить с ней на протяжении вот уже нескольких поколений.
На площади у полицейского участка толпились провожающие. Среди них выделялись степенные, осанистые главы семейств, влезшие по случаю в мундиры своей молодости. Раздобревшие тела в эти мундиры помещались плохо, выпирали в разные стороны и все не куда нужно, но это никого не смущало. Для мудрого человека важнее не то, как он выглядит в чужих глазах, а то, каким он себя представляет.