Лючия, Лючия

У Делмарра открытое лицо с широкими скулами, глубокие ямочки на щеках и волевой подбородок. У него красивое лицо, а в блеске глаз можно увидеть и ум, и мудрость. Делмарр – «любитель все усложнять», как все время твердит моя лучшая подруга Рут. Когда он не занят делом, то проводит время на светских вечеринках, всегда в окружении девушек. Наш начальник – дамский любимчик. В нем удивительным образом сочетается все, что женщины так ценят в мужчинах: он высокий, красивый, неугомонный. Сейчас и всегда его имя будет на страницах модных журналов. Он, кажется, знает всех. Если к нам приходит новая заказчица, он не может успокоиться, пока не выяснит, что, пусть через десятое лицо, но уже знаком с ней. Что же касается вкуса, то он знает, что будет модным, еще до того, как вещи поступят в продажу. Это какое-то особое чутье.

– Привет, малышка, – широко улыбаясь, говорит он. – Что нового в Гринвиче?

Делмарр достает серебряный портсигар из кармана пиджака, вынимает оттуда сигарету и закуривает.

– Хм, первая неделя октября, и яблоки нового урожая уже прибыли.

Он откидывает голову назад и смеется. Никто не умеет смеяться как Делмарр; так, будто смех идет откуда-то изнутри.

– С такими новостями нам бы лучше жить где-нибудь в Огайо. Что дальше? Пора косить сено в Центральном парке?

– Может быть.

– Ага, значит, твой папа провел день, художественно выкладывая яблоки пирамидкой. Иногда мне нравится наблюдать за ним, – искренне говорит Делмарр. – Тут нужен особый дар. Это целое театральное представление. Истинный талант.

– Я же говорила, что он из семьи искусных фермеров. – Из термоса Делмарра я наливаю себе чашечку кофе и возвращаюсь к своему рабочему месту.

Рут Каспиан, моя напарница, выглядывает из-за своего швейного стола:

– Почему в темно-синем? Как будто на похороны собралась. Кто-то умер?

– Никто, насколько мне известно.

– Это платье такое строгое. Ты слишком хороша, чтобы носить строгие платья. От него нужно поскорее избавиться.

– Это подарок.

– Верни его. – Рут берет розовый мелок и аккуратно подправляет линию низа платья, которую она только что нарисовала.

– Не могу. Его подарила мне родственница. Моя будущая свекровь.

– Ой, – гримасничает она, соскальзывает со стула и потягивается.

Рут стройная миниатюрная девушка, около ста пятидесяти пяти сантиметров ростом. Нам обеим по двадцать пять, но ей можно дать намного меньше. Прекрасные кудрявые каштановые волосы словно кружево обрамляют ее лицо. У нее молочной белизны кожа и карие глаза – отличный контраст с ее любимой ярко-красной помадой.

– Понятно. Ты надела его, чтобы поразить миссис Де Мартино. Старую перечницу. Расскажешь потом, как все прошло. Моя будущая свекровь подарила мне зонтик. Может, мне открыть его в комнате и отпугивать им от нее чертей? Она суеверна. Русская.

– Миссис Де Мартино была мила со мной. Мне не на что жаловаться.

– Счастливица. Гольдфарб помогает мне планировать вечер в честь помолвки и настаивает, чтобы мы устроили его в Латинском квартале.

– Может, хотя бы чуточку постараешься сделать радостное лицо?

– Нет, – решительно заявляет Рут, но ее тон веселит меня. – Я слишком практична, чтобы тратиться на показуху, ты ведь знаешь. Я не хочу ехать в Латинский квартал ни со своими родными, ни с семьей Харви. Они будут сидеть там как болваны, не зная, как себя ведут в таких местах, словно их занесло дурным бруклинским ветром.

– Дай им шанс.

– Хорошо, откровенно говоря, я просто не хочу становиться Гольдфарб.

Рут сворачивает свой эскиз трубочкой, протягивает его мне, и я кладу его в корзину позади своего стола. Позже мы покажем все наши эскизы Делмарру, какие-то из них он отберет, чтобы показать нашим заказчицам следующей весной.

– Но ведь ты любишь Харви, – напоминаю ей я.

– Я люблю его. Да, люблю. С четырнадцати лет. Ему тогда было пятнадцать. Мы танцевали в «Морис акрс» в Поконосе, а потом он купил нам по хот-догу. Но мне никогда не нравилась его фамилия. Невероятно, я должна променять Каспиан, фамилию, которая мне так нравится, на… на Гольдфарб!

– Не должна, – говорит Делмарр, бросая бланки заказов в корзину, делает последнюю затяжку и швыряет окурок в окно. – На дворе 1950-й год. Сейчас полно женщин, которые оставляют свою фамилию.

– Да? Их не старыми девами называют? – ворчит Рут.

– Нет, это замужние женщины. Особенно женщины искусства. Актрисы. Знаменитые дамы, которые стали известными прежде, чем вышли замуж.

– Кто? – любопытствует Рут.

– Ты слышала о Лант и Фонтейн?

– Безусловно.

– Они не Лант и Лант, так ведь? – пожимает плечами Делмарр и, взяв корзину, уходит в свой кабинет.

Рут громко говорит, так, чтобы Делмарр слышал:

– Харви ни за что не согласится на Каспиан и Гольдфарб, вот увидишь. Это будет звучать так, будто мы обсуждаем покупки на рыбном рынке на Нижней Ист-Сайд[9].

– Ты хотя бы поинтересуйся у него. Может, он и не против.