Любви навстречу

– Я тоже, – подхватила Аманда. – Но знаешь, я хотела бы отдать должное твоей матери. Думаю, у нее была сильная мотивация для работы.

– Может, и так, – тихо сказала Брук. – Я как-то никогда не задумывалась, для кого именно она это делала. Я только всегда понимала, что ничего больше она не умеет, а потому делать не может.

В комнате воцарилось молчание. Женщины погрузились в раздумье и позабыли о кофе. Через некоторое время Аманда взглянула на Брук, но та упорно молчала, и Аманда решила, что ей не хочется развивать эту тему. Ее растерянность и смущение кажутся совершенно сиюминутными, хотя, казалось бы, за столько лет чувства должны притупиться и стать чем-то привычным. Возможно, Меган будет так же переживать, если ее мама пойдет работать поломойкой?

– Так что же мы решили? – спросила Кэндис. – Впрочем, насколько я понимаю, ничего. Возможно, нам просто нужно больше времени, как ты думаешь, Аманда? Что, если каждый поразмыслит, а потом мы попробуем провести мозговой штурм еще раз?

Но Аманда печально покачала головой:

– У меня нет времени фантазировать, кем я хочу стать, когда вырасту. И мне не приходится быть слишком разборчивой. Мне нужно кормить детей и платить за дом.

Она помолчала, смиряясь с неизбежным. Что ж, она хотела найти решение – и вот оно. Они перебрали массу возможностей и нашли единственную реальную. Придется выбросить из головы все доводы против, потому что практическая нужда их явно перевешивает. Она не может позволить себе смущаться и думать о чувствах, когда речь идет о насущных нуждах детей.

– Если ты сможешь помочь мне с клиентами, Кэндис, я готова приступить к работе. Я буду убирать дома.

– Ты уверена? Но ведь…

– Уверена. – Перед ее мысленным взором встала картинка: она, Аманда, моет чей-то туалет и в дверях появляется Меган в своем чудесном серебряном платье, мучительно краснеет и говорит: «Это не моя мама». – Просто… просто, когда ты будешь договариваться о времени, не называй моего имени. И если можно, договаривайся на то время, когда хозяев не будет дома. И я подумала, что мне нужна маскировка. Ведь если переодеться, ну, как в театре, то никто не догадается, что это я.

– Маскировка? – Кэндис с сомнением покачала головой. – Что ты, ни одна из моих знакомых не пустит в дом особу в маске или в каком-нибудь жутком парике.

– Ну, все будет не так очевидно, – пробормотала Аманда, чье воображение уже работало на полную катушку. – Я все же провела какое-то время в театре и ставила спектакли в местной студии. У меня сохранилось множество костюмов и сценический грим. Найди мне клиентов, Кэндис, а уж о прикрытии и маскировке я позабочусь.

Когда гостьи ушли, Аманда поспешила в подвал и разыскала коробки с костюмами и париками. В одной из них нашлась большая косметичка с гримом и всем необходимым для изменения внешности.

Она взяла косметичку и кое-что из костюмов наверх, некоторое время вертела их так и эдак, потом пошла в ванную и начала экспериментировать. Аманда надела белоснежный комбинезон, который как-то приобрела специально для уборки. Затем спрятала волосы под парик из темных волос, вьющихся крупными локонами. Растрепала их, любуясь тем, как темные волосы контрастируют с белой униформой.

Она намочила спонжик и нанесла на лицо темный тон. Карандашом сделала брови темнее и немного изменила их линию. Пара накладных ресниц – длинных, черных и даже немного спутанных. Теперь контактные линзы – и вместо карих глаз в зеркало смотрят голубые.

Аманда, улыбаясь, разглядывала свое отражение в зеркале. Теперь это было вовсе не ее отражение – та, другая, женщина в белой униформе не в пример ярче и выразительнее Аманды Шеридан. Пожалуй, нужен последний штрих. Она долго рылась в косметичке и, наконец, нашла то, что нужно, – тюбик ярко-красной помады. Ну и завершающий мазок – мушка с левой стороны над верхней губой.

Аманда с улыбкой смотрела на свое отражение. Затем подвигала ярко накрашенными губами и принялась примерять национальности и акценты.

Через пару часов ее маскировка, ее прикрытие, ее легенда были готовы.

– Mais oui? – говорила она низким грудным голосом с сильным французским акцентом. – Я могу натирать полы, это не есть трудно.

Аманда захлопала глазами и решила, что ресницы похожи на ночных бабочек, которые заплутали в свете дня и ищут укромное место.

– Я буду есть счастлива взбить для вас подушки, месье. Она улыбнулась своему новому «я» и опять захлопала ресницами. Что-то это напоминает… Ну конечно, ведь Жан-Клод называл ее бабочкой! Папильон. «Уж от такой женщины муж бы не ушел», – с завистью подумала Аманда, разглядывая себя в зеркале. И она не нуждается ни в чьей жалости. Весьма уверенная в себе и даже дерзкая особа. Такой палец в рот не клади! И, будучи горничной, она никому не позволит собой распоряжаться.

– Соланж, – сказала Аманда. – Меня зовут Соланж. И фамилия тут же пришла ей на ум, и личность обрела окончательную реальность. Аманда засмеялась от радости. Все встало на свои Места, и это имя наверняка принесет ей удачу.

– Аманда Шеридан, – сказала она негромко, – позвольте представить вам Соланж де Папильон.