Камень был тяжелым. Одна его сторона была плоской и гладкой, украшенной сине-белым изразцом; по краям виделись даже зеленые и оранжевые полосы. Вторая сторона была зазубренной, грубой, со сколами.
Королева широко раскрыла глаза. Выхватила у него камешек и сжала в руке.
– Дворец моего отца! – Ее глаза наполнились слезами.
Он кивнул.
– Смотри! – Она повернулась к Валери. – Алькасар!
Королеве как будто не хотелось возвращать камень. И все же, с тоскливым взглядом и со вздохом, она положила камень Гилу в ладонь.
– Вы, – сказала она. – Вы напомнить мой муж его долг. Трон!
Он сжал пальцы.
– Ему не требуется напоминание, ваше величество! – Он посмотрел на Валери. – И мне тоже.
Он подтвердил данное ей слово. Он увезет ее далеко от ужасного уголка Англии, который она видела, в теплую, солнечную Кастилию. В совершенно другое место, где и он станет совершенно другим человеком.
Королева повернулась к окну и посмотрела на холодное голубое майское утреннее небо.
– И я снова почувствую аромат апельсиновых деревьев.
Теперь она говорила как Валери – о растениях и цветах, которые привязывают ее к родине.
– Вы снова увидите Кастилию, ваше величество. – Гил посмотрел на Валери. – Клянусь этим камнем!
Это была нерушимая клятва, данная себе и Валери, которая успела полюбить и королеву, и далекую страну – хотя пока не понимала, почему ему так необходимо покинуть Англию. Она учила язык, она рассказала королеве о планах войны, она доказала свою преданность Кастилии.
И все же, когда он повторил свою клятву и посмотрел на будущую жену, он не увидел в ее глазах ожидаемой гордости.
Он думал об этом, скача назад в Лондон и гадая, что означало странное выражение ее лица. Он бы не назвал ее взгляд решительным; не было в нем и сомнения.
Только добравшись до Савойского дворца, он понял, что на ее лице отразилась печаль. Когда он заговорил о Кастилии, он увидел только печаль.
Роды у Ла Рейны начались под вечер летнего дня. Элиот и Кэтрин не спали всю ночь вместе с Валери и одной из фрейлин, которая немного понимала по-английски. Они помогали повивальной бабке и королеве понимать друг друга: королева не могла одновременно рожать и пытаться говорить на иностранном языке.
Младшей сестры королевы, Изабель, нигде не было видно. Валери подозревала, что та флиртует с кем-то из охраны.
Ла Рейна все время требовала, чтобы Валери стояла рядом с ней; видимо, королева хотела видеть рядом спутницу, которая так же мало знает о деторождении. Поэтому она держала Констанцу за руку, вытирала ей лоб, а когда не переводила слова королевы повивальной бабке, ласково утешала роженицу, хотя Валери сама не понимала, на каком языке она говорит.
И вот с рассветом в комнате послышался детский крик.
Опытная повитуха обмыла и закутала ребенка.
– Здоровая девочка.
При этих словах пустое лоно Валери сжалось. Удастся ли ей когда-нибудь подержать на руках собственного ребенка? Ребенка, отцом которого станет Гил? Ей хотелось этого больше, чем чего бы то ни было.
– Хвала Всевышнему, – прошептала она, произнося одновременно благодарственную молитву и мольбу.
Кэтрин улыбнулась; в ее улыбке читалась печаль, как на статуях Богоматери, которая знает, что ждет ее ребенка.
– Господь получил бы больше восхвалений, если бы она родила сына.
Валери вздохнула. Государственные дела вмешивались даже в такие, самые интимные, мгновения. Разве дочь не лежит на руках у матери так же, как лежал бы сын?
Констанца, хотя и женщина, по праву унаследовала трон; если у нее не будет сыновей, ее наследницей станет эта девочка. Однако народу Кастилии нужен король, человек, в жилах которого течет их кровь. Поэтому и Констанца, и Кэтрин понимали: поскольку родилась дочь, монсеньору Испании придется вернуться в постель законной супруги, чтобы попытаться зачать сына.
Кэтрин потянулась к ребенку, собираясь отнести его в детскую, но Констанца прижала крохотную инфанту к груди и покачала головой, как будто она тоже была всего лишь ребенком.
Потом она повернулась к Валери и протянула к ней руки.
– Ты.
Валери посмотрела на Кэтрин.
– Нет! – Голос королевы звучал неожиданно сильно. – Ты!
Валери нерешительно взяла дитя. Роженица мирно улыбнулась и закрыла глаза.
Валери с беспомощным видом посмотрела на остальных.
– Что мне делать?
Королева тихо всхрапнула, и Кэтрин потянулась к крохотному свертку.
– Я могу отнести ее.
Валери медлила. Больно ли Кэтрин видеть этого младенца, дочь жены ее любовника? Конечно, Кэтрин тоже будет хорошо заботиться о девочке ради ее отца.
Кэтрин улыбнулась и пожала плечами.
– Пожалуйста.
Королева сказала: «Ты». Она выбрала Валери, доверила ей самое драгоценное – своего ребенка. Валери крепче прижала к себе теплое тельце. Может быть, нянча девочку, она убедит Господа, что заслуживает собственное дитя.
Она улыбнулась Кэтрин в ответ, но девочку ей не отдала.
– Я научусь. И я не одна буду заботиться о ней. Кэтрин сняла фартук.
– Кто-то должен передать Джону новость, – заявила она; при Валери можно было не заботиться о внешних приличиях. – Раз заботу о ребенке поручили тебе, в Лондон поеду я.