Любовники. Плоть

– Хм! – сказал Макнефф, задумчиво копаясь в бороде. – Пожалуй, в этом есть смысл. В конце концов, обстоятельства диктуют свои условия. Но почему вы мне не доложили?

– Вы трудитесь как пчела – с подъема и до самого отбоя, – и мне не хотелось вас беспокоить, – сказал Хэл, гадая, что случится, если Макнефф не пожалеет труда и времени чтобы узнать, насколько правдивы его слова. Потому что кувыркуны никогда не распространялись о том, что они думают о бородах. Его вдохновило случайное воспоминание – Хэл читал что-то подобное о реакции американских индейцев на лицевую растительность белых людей.

Макнефф добавил еще несколько слов о важности сохранения чистоты и отпустил Хэла. Тот, все еще нервничая после взбучки, направился домой. Там он выпил пару стаканов, чтобы успокоиться, потом еще парочку – в качестве профилактики перед ужином с Жанеттой. Он обнаружил, что если достаточно выпьет, то вид пищи, исчезающей в ее открытом рту, уже не вызывает у него отвращения.

Глава семнадцатая

Как-то раз Ярроу вернулся с рынка с большой коробкой и сказал:

– Последнее время продукты у нас исчезают со скоростью звука. Ты ешь за двоих? А может, и за троих?

Она побледнела:

– Мо шу! Что ты такое говоришь?

Он поставил коробку на стол и положил руки на плечи Жанетте.

– Шиб, еще как понимаю. Милая, я именно об этом и думаю уже давно, хоть и молчал до сих пор. Не хотел тебя волновать. Скажи, ты… да?

Она смотрела ему в глаза, дрожа мелкой дрожью.

– Нет, нет! Это невозможно!

– Правда?

– Ви. Я знаю – и не спрашивай меня, откуда, что этого быть не может. Только ты больше не говори такого. Даже в шутку. Для меня это невыносимо.

Он притянул ее к себе и сказал, щекоча ее ухо своим дыханием:

– Это потому, что ты не можешь? Ты знаешь, что тебе никогда не родить от меня ребенка?

Густая копна слегка надушенных волос качнулась вниз.

– Да, знаю. Не спрашивай меня, молю!

Он чуть отстранился, чтобы взглянуть ей в глаза.

– Послушай, Жанетта. Я все понимаю. Мы с тобой – представители разных видов. И твои мать с отцом испытывали такие же трудности. Но дети у них были. Возможно, ты знаешь, что у осла и кобылы может быть потомство, но родившийся в результате их связи мул – стерилен. Тигролев, порожденный львом и тигрицей, тоже обречен на бесплодие. Все дело в этом? Ты боишься, что ты – мул?

Она уронила голову ему на грудь, орошая рубашку слезами.

– Будем реалистами, милая моя, – сказал он. – Может быть, так оно и есть. И что же? Видит Предтеча, что наше положение и без того не назовешь безоблачным, а если бы появился ребенок… так что нам повезло, что ты… ну, что мы с тобой вместе, правда? А больше мне ничего не надо. Ничего и никого, кроме тебя.

Но все-таки он не мог не задуматься, когда утирал ее слезы и целовал ее и помогал убрать продукты в холодильник.

Количество продуктов, которые она поглощала, было просто фантастическим, особенно это касалось молока. Но ее фигура оставалась неизменной. В чем же дело?

Прошел месяц. Жанетта поглощала еду в тех же огромных количествах. И – никаких следов, никаких перемен.

Ярроу списал это на свое непонимание чуждого метаболизма.

Миновал еще месяц. Хэл как раз выходил из корабельной библиотеки, когда его остановил Тернбой, историк-наврум.

– Прошел слух, что технари наконец вывели молекулу, запирающую глобин, – сказал историк. – И на этот раз, похоже, наверняка: на пятнадцать ноль-ноль назначено совещание.

– Шиб.

Хэл выдержал лицо, не выказав отчаяния.

Когда совещание закончилось, он ушел, сгорбившись, будто придавленный тяжким грузом. Вирус уже поступил в производство. Через неделю его будет достаточно, чтобы заполнить распылители на шести запущенных тайком торпедах. Двигаться они будут по сложно рассчитанным спиралям, постепенно охватывая все большие территории, пока – после всех возвращений и дозаправок – кувыркуны на Озанове не будут истреблены до последнего.

Придя домой, он увидел, что Жанетта лежит в постели, и волосы ее покрывают подушку роскошной черной короной. Увидев его, Жанетта слабо улыбнулась.

Его подавленное настроение тут же стало тревожным:

– В чем дело, Жанетта?

Он положил руку ей на лоб: сухо, горячо и шершаво.

– Не знаю. Я уже две недели чувствую себя нехорошо, но молчала – думала, пройдет. А сегодня мне стало так плохо, что пришлось лечь сразу после завтрака.

– Мы тебя вылечим!

Он сказал это уверенным тоном, но был встревожен как никогда. Если она подхватила серьезную инфекцию, что делать с врачом, с лекарствами?

Следующие несколько дней она провела в постели. Температура колебалась от 99,5 по утрам до 100,2 по вечерам. Хэл ухаживал за ней как умел, кладя на голову мокрые полотенца и пакеты со льдом, и давал аспирин. Она почти перестала есть, хотела только пить. То и дело просила молока. Даже жукосок и сигареты были забыты.