Любовь (выдержки из произведений)

Чтобы найти себя живым, дышащим, борющимся, ощущавшим её вес на собственном теле, её голову, покоящуюся на его груди, их переплетённые между собой руки и ноги — этих двух охваченных ужасом сирот. И в это мгновение, словно всё было уже известно, она сказала, что страх сильнее желания, любви, ненависти, вины, гнева и даже в разы сильнее верности. «Страх — что-то всеобщее», — пришла она к выводу, а слёзы катились по шее. Всё остановилось для мужчины, задев самую потаённую рану. Он чувствовал, что перед ним не просто девушка, готовая заняться любовью из жалости; она хорошо понимала, что именно скрывалось в глубинах тишины, полного одиночества, на дне запечатанного ящика. Там он спрятался и от полковника, и от собственного предательства, подальше от воспоминаний об Ане Диас и остальных так называемых товарищей, оказавшихся предателями, которых одного за другим приводили с завязанными глазами. Как она смогла всё это узнать?

Женщина приподнялась. Её худощавая рука прошла сквозь сочившийся из окна прозрачный туман, вслепую ища выключатель. Она зажгла свет и один за другим сняла металлические браслеты, бесшумно упавшие на кровать. Когда она протянула руки, волосы закрывали лицо наполовину. На запястьях были видны белые шрамы. Нескончаемое мгновение он, застыв, созерцал их, пока не понял окончательно, что это была любовь, и увидел её, привязанную ремнями к электрической решётке. Наконец они смогли обняться и плакать, жадные до договоров и секретных сообщений, до запретных слов, до обещаний завтрашнего дня, до взаимности и, наконец, до самых сокровенных секретов.

(Из «Наша тайна», «Истории Евы Луны»)

Хулиана даже вообразить не могла, что горсть цветных стекляшек окажется такой ценной. Она разделила камни на две кучки, большую и поменьше, завернула первую обратно в платок, а вторую оставила на столе.

Девушка собиралась уйти, но взволнованный Лафит вскочил и схватил ее за руку:

— Что вы сделаете с рабами?

— Велю снять с них кандалы, а потом посмотрю, как им можно помочь.

— Что ж. Вы свободны, Хулиана. Я устрою так, чтобы вы могли уехать как можно скорее. Прошу прощения за все, что вам пришлось пережить по моей вине, но если бы вы только знали, как я хотел бы повстречать вас при других обстоятельствах. Прошу вас, примите это в подарок. — И он протянул ей оставшиеся на столе камни.

Хулиана, потратившая столько сил, чтобы разлюбить пирата, была обезоружена. Девушка не знала, что и думать, но интуиция подсказывала ей, что Лафит готов ответить на ее чувства: это был подарок влюбленного. Заметив, что девушка растерялась, корсар не долго думая притянул ее к себе и прильнул к ее губам. Это был самый первый поцелуй любви в жизни Хулианы и, несомненно, самый прекрасный. Такие поцелуи запоминают навсегда. Девушка чувствовала близость пирата, его руки на своих плечах, его дыхание и тепло, исходящий от него волнующий мужской запах, его язык у себя во рту, и дрожь пробирала ее до костей. Ее страсть к Лафиту только просыпалась, но это была настоящая страсть, древняя, вечная, всепоглощающая. Хулиана знала, что больше никогда никого не полюбит, что эта запретная любовь останется ее единственной любовью на всю жизнь. Она потянулась к Жану, вцепившись в ворот его рубашки, и ответила ему с таким же пылом, чувствуя, что сердце готово разорваться от боли: то было их прощание. Когда влюбленные насытились поцелуем, девушка упала на грудь пирату, едва дыша, бледная, с отчаянно бьющимся сердцем, а он нежным шепотом повторял ее имя: «Хулиана, Хулиана, Хулиана».

— Мне нужно идти, — проговорила она, отстраняясь.

— Я люблю вас всем сердцем, Хулиана, но и Катрин я тоже люблю. Я никогда не оставлю ее. Сможете ли понять меня?

— Да, Жан. Я полюбила вас себе на горе и знаю, что мы никогда не будем вместе. А за преданность Катрин я люблю вас еще сильнее. Дай бог, чтоб она поскорее поправилась и вы были счастливы…

(Из «Зорро»)