Любовь (выдержки из произведений)

— Уж я-то знаю, что говорю. Меня, между прочим, воспитывали как мужчину, я училась в школе для мальчиков, играла с мальчишками, даже ходила с ними на стадион и шлялась по барам. Так что мужчин-то я знаю лучше, чем ты. Я понятия не имею, как обстоит дело в других странах, но у нас ни одному из них верить нельзя.

}Наши встречи с Уберто не были образцом упорядоченности; он пропадал то на пару недель, а то на несколько месяцев. Он никогда не звонил мне, не писал, не передавал никаких вестей через своих соратников, но в один прекрасный день, когда я меньше всего этого ожидала, он появлялся передо мной на улице как из-под земли. Ощущение было такое, что он знал, где я нахожусь в любую секунду, и ему известна вся моя жизнь. Можно было подумать, будто все это время он был где-то рядом и наблюдал за мной из какого-нибудь темного угла. Внешне он всегда выглядел по-разному: то отпускал усы, то отращивал бородку, то перекрашивал волосы, —} как будто следил за модой или играл в какую-то шпионскую игру. Эти превращения и переодевания пугали меня, но в то же время и притягивали к нему; у меня возникало ощущение, что я люблю не одного, а сразу нескольких мужчин. Я, конечно, мечтала о доме или квартире, где бы мы могли жить с ним вдвоем, я хотела готовить ему, стирать его одежду, каждый вечер ложиться с ним в одну постель, бродить с ним по городу, держа под руку, как и подобает настоящим супругам. Я прекрасно видела и понимала, что он истосковался по любви, по нежности, по честным взаимоотношениям, по радости, по всему, что возникает между любящими людьми. Он сжимал меня в объятиях так, словно хотел выпить до последней капли, чтобы утолить годами копившуюся жажду. Он несколько раз повторял мое имя, и его глаза наполнялись слезами. }

(Из «Ева Луна»)

«Оставь открытой занавеску, я хочу посмотреть на тебя», — солгал он, потому что не осмелился признаться, что боится ночи, когда снова мучает жажда, повязка, точно венок из гвоздей, сильно сдавливает голову, появляются образы пещер и мерещатся нападения нескончаемых призраков. Я не могла говорить с ним об этом, поскольку одно тянет за собой другое, и под конец человек говорит то, чего никогда не сказал бы. Она вернулась в кровать, приласкала его без энтузиазма, провела пальцами по небольшим отметинам, исследуя их.

«Не волнуйся, это не заразно, это всего лишь шрамы», — чуть ли не всхлипывая, засмеялся он. Девушка уловила его страдальческий тон и удивлённо застыла, внутренне насторожившись. В этот момент он, должно быть, сказал ей, мол, это никакое не начало новой любви и даже не мимолётная страсть, это лишь миг перемирия, краткая минута невинности, и что совсем скоро, когда она уже уснёт, он уйдёт. Он должен был сказать, что у них нет совместных планов, тайных звонков, они больше не будут вместе, не будут гулять по улицам, держась за руки, или развлекаться любовными играми. Но молодой человек не мог произнести ни слова, голос, точно коготь, застрял в животе. Он знал, что тонет. Молодой человек пытался задержать ускользающую реальность, зацепиться своим духом хоть за что-нибудь — за разбросанную одежду на стуле, за сложенные стопки книг на полу, за чилийский плакат на стене, за свежесть карибской ночи, за приглушённый уличный шум. Он пытался сосредоточиться на лежащем рядом теле и думать исключительно о распущенных волосах молодой девушки и о её сладком запахе. Он молча молил её помочь ему спасти эти секунды. Она наблюдала за ним с самого дальнего угла кровати, где сидела, точно факир, светлые соски и глаз-пупок тоже на него смотрели, отмечая его дрожь, клацанье зубов, его стон. Мужчина слышал, как внутри него растёт тишина, понимал, что душа его надломлена, как не раз это случалось с ним ранее, перестал бороться и, упустив последнюю нынешнюю встречу, покатился с бесконечной скалы. Он почувствовал, как в лодыжки и запястья впились ремни, зверское освобождение, порванные сухожилия, оскорбительные голоса, требовательные имена, незабываемые крики Аны, которую пытали рядом с ним, и других, подвешенных за руки во внутреннем дворе.

— Что случилось, ради Бога, что с тобой случилось! — издалека он услышал голос Аны.

Нет, Ана увязла в болотах Юга. Он было поверил, что ощущает, как обнажённая незнакомка трясёт его и зовёт по имени, но ему не удавалось избавиться от теней развевающихся флагов и свистящих кнутов. Сжавшись, он пытался контролировать тошноту. Он начал плакать по Ане и остальным.

— Что с тобой? — в очередной раз откуда-то позвала его девушка.

— Ничего, обними меня…! — молил он, и она робко подошла и обхватила руками, убаюкала, точно ребёнка, поцеловала в лоб, сказала ему: «Поплачь, поплачь», уложила на кровать на спину, и, растянувшись, сама легла на него.

Так, в обнимку, они провели чуть ли не тысячу лет, пока, никуда не спеша, не рассеялись галлюцинации и он не вернулся в комнату.