В тусклом свете фонаря, висевшего на балке и качавшегося от ветра, дувшего в щели между досками, я увидела их. На связке соломы было несколько одеял, напоминавших гнездо, в котором она, распростёршись, лежала на спине в одном тяжёлом пальто, кстати, расстёгнутом и показывавшем её наготу.
Раскинутые руки и ноги, склонившаяся к плечу голова, чёрные волосы закрывали её лицо, а кожа, словно светлое дерево, блестела в нежном оранжеватом свете фонаря. Диего, едва прикрытый рубашкой, стоял перед ней на коленях и молил о близости. Поведение Сюзанны было столь отрешённым, а в жестах Диего наблюдалось столько страсти, что я мгновенно поняла, до чего мне всё это чуждо. По правде говоря, я не существовала, как и не было ни Эдуардо, ни троих детей, ни кого-либо ещё, только они двое, неизбежно любившие друг друга. Меня мой муж так не ласкал никогда. Легко понять, что подобные встречи не раз имели место и раньше, что они годами любили друг друга.
Наконец, я осознала, что, женившись на мне, Диего приобрёл ширму, прикрывающую его любовные отношения с Сюзанной. Части этой мучительной головоломки разом встали на свои места. Я тут же смогла объяснить его безразличие ко мне, его отсутствия, совпадавшие с мигренями Сюзанны, напряжённые отношения с братом Эдуардо, лицемерное поведение с остальными домочадцами. Я догадалась и о том, как ему всегда удавалось быть рядом с ней, прикасаться к ней, ступня за ступню, рука на её локте или плече, а порой, как бы невзначай, в ложбинке на спине или шее — недвусмысленные знаки, которые мне открылись на фотографиях. Я вспомнила, до чего сильно Диего любил детей, и ужаснулась, что, возможно, ребята ему не племянники, а родные дети, все трое с голубыми глазами, характерная черта семьи Домингес.
Я по-прежнему не шевелилась, постепенно замерзая, а они, тем временем, сладострастно занимались любовью, смакуя каждое прикосновение, каждый стон, никуда не торопясь, словно у них впереди была вся оставшаяся жизнь. Они выглядели не как парочка влюблённых на поспешной тайной встрече, а как молодожёны на второй неделе медового месяца, когда страсть ещё не утихла, но уже появилось доверие друг к другу и взаимное познание плоти.
Я, напротив, никогда не была близка мужу, как и не смогла бы придумать что-то похожее в своих самых смелых фантазиях. Диего прошёлся языком по внутренней стороне бёдер Сюзанны, начиная от щиколоток и постепенно поднимаясь, приостановился между ног и стал снова спускаться, в то же время руки вились на талии, а затем начали мять её круглую пышную грудь, попутно поигрывая с возвышающимися и блестящими, точно виноград, сосками.
Тело Сюзанны, мягкое и нежное, содрогалось и колыхалось, оно было словно рыба в реке, она крутила головой из стороны в сторону в отчаянии от удовольствия, волосы вечно падали на лицо. Её приоткрытые губы в продолжительном стоне, ищущие Диего руки и направляющие его по прекрасным изгибам своего тела до тех пор, пока его язык не побудил её лопнуть от удовольствия. Сюзанна выгнула спину назад, испытывая восторг, точно молния, пронзивший её и вызвавший хриплый крик, который он тут же подавил, слившись губами в поцелуе.
Затем Диего взял её на руки, стал качать, ласкать, как кошечку, шепча на ухо вереницу тайных слов, столь изысканно и нежно, что я даже не поверила, что он вообще способен на такое. В какой-то момент она села на солому, сняла пальто и стала его целовать — лоб, затем веки, виски и долго в рот — она шаловливо облизала уши Диего, спустившись на кадык, царапая шею, зубами она резко поклёвывала его мужественные соски, а её пальцы окончательно запутались в волосах на груди. И тут настала его очередь полностью отдаться ласкам, он закусил ртом одеяло, а она села на него верхом, покусывая затылок и шею, осыпая плечи краткими игривыми поцелуями, постепенно спускаясь до ягодиц, исследуя, обнюхивая, смакуя и везде по пути оставляя след от слюны. Диего перевернулся, и она обхватила ртом его возбуждённый и пульсирующий член, не переставая дарить удовольствие, давать и принимать самую сокровенную близость до тех пор, пока своими действиями не сломила его сопротивление. Он накинулся на неё, проникая в женское лоно, и они оба покатились, точно враги, переплетя руки, ноги, поцелуи, вздохи и взаимное выражение любви друг другу, которого я никогда не слышала.
Чуть позже они задремали в тёплом объятии, укрывшись одеялами и пальто Сюзанны, точно пара невинных детей. Я молча отступила и пошла обратно в дом, мою душу неумолимо окутал ледяной холод ночи.
(Из «Портрет в коричневых тонах»)