Любовь всегда права

Он осторожно снял повязку из белых шелковых цветов, которая удерживала ее длинную вуаль на месте, и бросил ее на ночной столик.

В комнате стояла мерцавшая огоньками рождественская елка, а за окнами жил своей жизнью ночной Нью-Йорк.

Сняв смокинг, он молча бросил его на пол вместе с черным галстуком. Потом расстегнул манжеты рубашки. Не отрывая от нее взгляда, он расстегнул молнию на ее свадебном платье, которое соскользнуло на пол, открыв белый лифчик-бюстье, крошечные белые кружевные трусики и белую подвязку. Она услышала его низкий дрожащий вздох, почувствовала дрожь его рук, когда он отступил назад, чтобы посмотреть на нее.

– Ты великолепна, – прошептал он.

Жар в его взгляде растопил ее сердце. Наклонившись вперед, Холли дернула его за белую рубашку так, что оторвались и посыпались на пол пуговицы. Она с трудом могла поверить в собственную смелость, когда просунула руку под его расстегнутую рубашку и медленно провела по мускулистой обнаженной груди с темными волосами.

С низким рычанием он схватил ее за запястья. Какое-то мгновение он просто смотрел на нее сверху вниз, его черные глаза обжигали ее. Затем, не говоря ни слова, толкнул ее на кровать.

Не сводя с нее глаз, ее муж снял рубашку, уронив ее на пол. Холли потянулась к нему. Она не могла больше ждать. Она должна была почувствовать его тело, его вес. Она должна была ощутить его внутри себя. Немедленно.

– Ставрос, – прошептала она, протягивая руки.

Он мгновенно переместился, и она выдохнула, почувствовав его тело на себе, его тяжесть вдавила ее в матрас, она ощутила его обнаженную кожу.

– Теперь ты моя, – прошептал он. – И я никогда тебя не отпущу…

Он наклонился к ее губам и прикоснулся к ним сначала легким поцелуем, затем его объятия стали более жаркими, почти дикими. Ее соски под белым бюстье напряглись, когда он прижался к ней своим мощным мускулистым телом. Целуя ее, он гладил ее лицо, шею, плечи, обхватил ее грудь поверх бюстгалтера, затем просунул руку под него, чтобы погладить ее тугой сосок, и она задохнулась от удовольствия.

Отстранившись, он посмотрел на нее сверху вниз, его глаза потемнели. Он обнажил ее грудь и поцеловал ложбинку между округлыми полушариями, затем спустился ниже, к животу. Провел руками по тому месту на бедрах, где белые кружевные трусики впивались в кожу. Потом расстегнул и снял подвязки, а затем медленно скатал вниз оба белых шелковых чулка. По мере того, как обнажалась ее кожа, он покрывал поцелуями сначала одну ногу, потом другую.

На ней остались лишь крошечные трусики-стринги, и она задрожала, почувствовав свою уязвимость. Отбросив чулки в сторону, он раздвинул ей ноги.

Встретившись с ним взглядом, она внезапно почувствовала себя распутной, когда молча кивнула на его брюки, и он быстро сорвал с себя брюки и боксеры. Ее трусики постигла та же участь. Через полсекунды вся одежда была на полу, а он – на ней сверху.

Он завладел ее губами, а ее бедро ощутило его твердое желание. Он вошел в нее одним плавным движением, до предела, заставив ее задохнуться.

Ногтями она впилась в его кожу. Его глаза были закрыты, а на красивом лице застыло выражение экстаза.

Отстранившись, он вошел в нее во второй раз, на этот раз очень медленно, так что она могла чувствовать его, дюйм за дюймом. Она отдалась нараставшему внутри ее удовольствию, быстро выходящему из-под контроля. Она снова задохнулась, когда он совершил внезапное движение, перекатившись так, что она оказалась сверху. Ее глаза распахнулись. Он протянул руку и нежно погладил ее по щеке.

– Я хочу смотреть на тебя, – прошептал он. – Хочу видеть твое лицо, когда ты управляешь процессом.

Ставрос смотрел на свою жену, сидевшую верхом на нем на огромной кровати в его спальне в пентхаусе. Он сказал ей правду, но не всю. Он действительно хотел, чтобы она контролировала ситуацию. Но только потому, что, находясь внутри ее, он был близок к тому, чтобы потерять свой контроль. После года воздержания и подавляемой тоски он чуть не сошел с ума, войдя в нее. Для второго толчка он нажал на тормоза, двигаясь как можно медленнее. Но это не помогло. Он понимал, что третий толчок повлечет его оргазм. Вряд ли Холли заслужила такую короткую брачную ночь. Поэтому он перекатился на спину, чтобы дать себе передышку. Он думал, что, если она будет контролировать ритм, он сможет продержаться дольше.

На ее щеках выступил румянец, она прикусила распухшую нижнюю губу, заколебавшись, и неуверенно произнесла:

– Что же мне делать?

– Что хочешь, – хрипло ответил он.

На ее лице отразилась неуверенность. Затем она посмотрела на его тело, и выражение ее лица изменилось. Опустив голову, она прошептала:

– Не шевелись ни единым мускулом.

Она поцеловала его, переплетая его язык со своим. Дрожь пробежала по его телу, и он начал поднимать руки, чтобы обнять ее. В наказание она оторвалась от его губ.

– Нет, – схватив его за запястья, она крепко прижала его руки к матрасу. – Не двигайся. И не говори ни слова!

Он начал было отвечать, но тут заметил ее свирепый взгляд.