Ребенок, появившийся на свет с опозданием на неделю в цюрихской больнице, весил более четырех килограммов – девять фунтов и две унции – и продолжал набирать вес в нормальном темпе. Когда Холли смотрела на свое драгоценное дитя, ее сердце сжималось от такой любви, какой она никогда не знала.
Ставрос никогда не узнает о его существовании.
Холли подружилась со своими пожилыми соседями вниз по дороге, добрыми людьми, которые с удовольствием давали советы одинокой беременной американке. Немецкий язык, который она учила в старших классах, быстро улучшался. Холли была бы счастлива жить здесь вечно.
Как она могла признаться даже самой себе, что иногда чувствовала себя одинокой или что ее сердце никогда полностью не излечится от короткого романа со Ставросом? Было бы верхом неблагодарности грустить, когда у нее было так много: дом, друзья и Фредди.
Этого было достаточно. Этого должно было быть достаточно.
Она посмотрела на спящего ребенка у себя на руках. Поглаживая его розовую щеку, с сердцем, полным любви, она прошептала:
– Я сделаю твое первое Рождество идеальным, Фредди. Посмотрим, смогу ли я.
Малыш зевнул в ответ. Холли осторожно встала и положила ребенка в маленькую колыбельку. Оставив его дремать в темной комнате, она тихо прикрыла за собой дверь.
В гостиной потрескивал огонь. Развязав косу, чтобы освободить волосы, она подошла к шкафу и, порывшись в его глубине, вытащила большую коробку.
Настало время вернуть себе Рождество.
Запустив туда руку, Холли достала старое бабушкино одеяло, потрескавшуюся керамическую банку из-под печенья «Санта», гирлянду разноцветных вой лочных звездочек и рождественскую книгу рецептов матери с выцветшими чернилами. Память ее детства. Она дотронулась до чулок ручной вязки, и сердце ее подскочило к горлу.
Она украсила небольшую гостиную, а затем отступила на шаг. Пусть будет так. По крайней мере, до тех пор, пока она не купит елку на рождественской ярмарке. В горле у нее застрял комок. Она сделает все, чтобы у Фредди было чудесное Рождество.
Раздался громкий стук в дверь, заставивший ее подпрыгнуть. Она с улыбкой покачала головой. И кто же это был? Эльке со свежеиспеченными пряниками? Хорст, предлагающий разгрести снег? Стряхнув с черных легинсов рождественские блестки, Холли открыла дверь.
И ее улыбка померкла.
На пороге стоял Ставрос.
– Неужели это правда? – потребовал он ответа.
Подойдя ближе, он прищурил глаза, черные как ночь. Его подбородок был темным от щетины, его мощная фигура заполнила весь дверной проем. Позади него, у припаркованного на краю заснеженной дороги черного роскошного внедорожника, стоял водитель.
Ужас пронзил ее. Он пришел за ее ребенком! Инстинктивно она начала закрывать дверь перед его носом.
– Я не хочу тебя видеть…
Протянув могучую руку, он преградил ей путь и толкнул дверь внутрь.
Задрожав от тошнотворного страха, она отступила назад, и он закрыл за собой дверь.
Ставрос спокойно стряхнул снег со своего итальянского кашемирового пальто.
Он был красивее, чем она помнила. И опаснее.
– До меня дошли кое-какие слухи. – Ставрос медленно обвел взглядом комнату с разожженным камином и самодельными рождественскими украшениями. Стянув черные кожаные перчатки, он засунул их в карманы и повернулся к ней, прищурившись. Его голос был холоднее, чем зимний воздух снаружи. – Неужели это правда?
– Что – правда? – прошептала она с упавшим сердцем.
– Ты родила мне ребенка, Холли?
У нее кровь застыла в жилах. Стуча зубами, она уставилась на него. Мужчина, который когда-то соблазнил ее, который ухаживал за ней, говоря красивые слова и осыпая ее томными поцелуями, теперь смотрел на нее с ненавистью в глазах.
Она попыталась засмеяться.
– Где ты это слышал?
– Ты ужасная лгунья, – тихо сказал он. – Неужели ты лжешь мне уже почти год?
Ее сердце подскочило к горлу. Она едва сдерживалась, чтобы не развернуться и не броситься в спальню, схватить спящего ребенка и попытаться убежать, пока не стало слишком поздно.
Но было уже слишком поздно. Ей никогда не удастся убежать от Ставроса. Тем более снаружи был его водитель. Бежать было некуда.
У нее пересохло во рту, когда она попыталась придумать ложь, в которую он мог бы поверить. Хоть что-нибудь. Она могла бы сказать, что Фредди был сыном другого мужчины. Ставрос знал, что она была девственницей, но, возможно, сразу после этого она переспала с кем-то еще.
Однако, когда ее глаза встретились со взглядом Ставроса, она не смогла заставить себя солгать.
– Кто тебе сказал? – прошептала она едва слышно.
Ставрос отшатнулся, его темные глаза расширились. На долю секунды он замер.
Затем глубоко вздохнул. Протянув руку, погладил ее по щеке. Она почувствовала шершавое тепло его ладони на своей коже. Его прикосновение было нежным, но выражение лица – жестоким.
– Кто мне сказал? Оливер. Который узнал это от твоей сестры. Ты обещала сказать мне, если будет беременность. Ты лгунья, Холли. Презренная лгунья.
Внезапная ярость наполнила ее, прогоняя тени страха.