Любовь в каждой строчке

– Твоя мама наняла меня, чтобы я помог в магазине и составил каталог книг. Вот почему мне нужно зарядить компьютер, – последнее он говорит уже моей сестре.

– Мама здесь больше не живет, – возражает она. – Сегодня за главного Генри, и сейчас он тебя уволит к чертовой бабушке.

– Извини, – обращаюсь я к Мартину, – мне нужно поговорить с сестрой. Мы отойдем на минутку.

Жестом зову Джордж и выхожу на улицу, однако слушать меня она не собирается. Начинает громко возмущаться еще до того, как за нами закрылась дверь. Лучше бы помолчала, и без нее голова раскалывается.

– Это мой одноклассник. Он раньше встречался со Стэйси, и они все еще дружат.

Джордж мало рассказывает о школе, но про Стэйси я знаю. Популярная девчонка, она не особо жалует тех, кто не из их числа. Короче, не поклонница моей сестры. Однажды Джордж рассказала, что Стэйси любит писать на дверях туалетов, шкафчиков и на столах что-то вроде «Джордж Джонс – фрик».

Смотрю в окно на Мартина.

– Не похоже, что он будет обзывать тебя фриком. Дадим ему неделю? Как испытательный срок.

– Нет.

Мне ясно, что ее не переубедишь, и я захожу с другой стороны.

– Представь, какой невыносимой ты можешь сделать его жизнь за неделю. Ты же босс.

Это ей в голову не приходило, и идея явно нравится. Немного подумав, она соглашается:

– Окей. Но друзей ему сюда приводить нельзя. Это мой дом.

– Логично, – киваю я.

Но наш разговор не окончен: нужно сообщить ей новость, пока мы не вернулись в магазин. Говорю быстро.

– Я согласился с маминым предложением. Будем его продавать.

Это не стало для нее неожиданностью. Джордж кивает и говорит, что так и думала. Не знаю, считает ли она это верным решением.

– Если ты этого не хочешь, проголосуй против.

– Нет, все нормально. Я с тобой согласна.

Пытаюсь представить, что Джордж живет не здесь, а где-то еще, но не получается. Она бывает лишь в трех местах: в магазине, в «Шанхай-дамплингс» или в школе. Школу она терпеть не может. Мы возвращаемся в магазин. Вскоре я слышу, как Джордж сообщает Мартину, что командует здесь она и что ему запрещено приводить друзей.

– Окей. – Он не спорит, только улыбается в ответ.

Сестра заливается краской. Очень неожиданно.

Разобравшись с неотложными утренними делами, я переключаюсь на Рэйчел. Нам нужно поговорить. Папа дал ей задание составить каталог «Библиотеки писем», а Мартину – всех остальных книг. Рабочее место она устроила на столике рядом с полками «Библиотеки»: поставила компьютер, запаслась тетрадью и ручками. Типичная Рэйчел. Любит порядок, канцелярские принадлежности. В школе у нее никогда не переводились маленькие неоновые стикеры, на которых она слово в слово записывала за учителем, а потом аккуратно вклеивала их на нужную страницу книги, будто таким образом можно постичь тайну авторского замысла. Помню ее опрятный квадратный ноготок, разглаживающий стикер. Примерно через месяц после ее отъезда я нашел одну такую заметку, она выпала из какой-то книжки: «В этой строчке заключено все значение». Вне контекста – полная бессмыслица.

– Так как прошел твой двенадцатый класс? – спрашиваю я, чтобы начать разговор.

– Нормально, – отвечает она, не отрываясь от работы.

– И ты теперь будешь изучать биологию морской среды?

Она кивает и продолжает вписывать названия книг.

– А Кэл? Как он?

– Генри, я занята, – говорит она наконец. – Здесь полно книг, а твой отец дал мне всего месяц. Этого недостаточно, даже если работать сутками.

– Давай помогу тебе.

– Генри, мне не нужна помощь, – отвечает она резко.

– Мы ссоримся? – удивляюсь я.

– Нет. Просто мне нужно сосредоточиться.

И тут я спрашиваю:

– Мы вчера целовались?

– Конечно, целовались, – говорит она. – Потом я пошла в туалет и попила воды из бачка.

– Рэйчел, можно же было просто ответить «нет»!

– Она обнаружила тебя возле контейнера для использованных прокладок, – охотно сообщает мне Джордж.

Мы разговариваем с ней позднее, в субботу. Разумеется, мне неловко, но Рэйчел сердится не поэтому.

Обслуживаю покупателей и наблюдаю за ней. Точно помню – она подтвердила, что мы друзья. Хорошие друзья. Помню, она извинилась, что не писала. Но другие детали вылетели из головы. Около часа дня в магазин заходит Лола, и я спрашиваю, что помнит она. Ничего нового, еще один рассказ о том, как я упал и заполз в женский туалет.

– Тебе правда не стоит пить, – подытоживает она.

– Да знаю я.

– Итак, – говорит она, разворачивая мятный леденец, – The Hollows распадается. Вчера Хироко заявила, что едет в Америку – будет учиться играть на ударных. Конец нам. Четыре года работы коту под хвост. – Она бросает леденец мне в голову, и он отскакивает в сторону. – Извини. Но мне стало легче.

– Рад был помочь!

– Я как раз договорилась о регулярных выступлениях в «Хаш». Теперь придется отказаться.

– Можно найти замену.

– Хироко незаменимая. Я больше ни с кем не смогу сочинять. И выступать ни с кем другим не хочу. Она уезжает, значит, с The Hollows покончено. Последний раз выступаем в «Прачечной» в День святого Валентина.